Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

— Не говори так! Не хочу об этом даже думать! Если придется ждать до завтра, я с ума сойду!

— А, кажется, я вижу Бонни! — радостно воскликнул мистер Вулворт. — Могу, конечно, и ошибаться, но…

— Где она? Скажи, умоляю! — потребовала супруга.

— Видишь ту пожилую даму в фиолетовом платье, с зонтиком? Бонни идет следом за ней! Да, я прав, это точно она!

— Слава тебе, Господи! Я ее вижу! Эдвард, помаши ей!

Вулвортов окружали толпы встречающих. Люди жались поближе к причалу, смеялись, перекликались. А еще — толкали друг друга и торговцев с тележками, нагруженными самыми разными товарами, которые работали тут же, на набережных. Было жарко, в порту пахло жареными во фритюре пирожками, жженым сахаром, потом и женскими духами. Пронзительные крики морских птиц то и дело пробивались через гул голосов и все остальные шумы.

— Лучше бы мы подождали в сторонке! — посетовал негоциант, которому такое оживление было в новинку. — А, наконец-то! Сходни спущены!

Первыми на берег спустилась группа мужчин в кипах — похоже, ортодоксальные евреи. Следом за ними — Бонни под руку с красивым мужчиной в светлом полотняном костюме.

— Эдвард, вот она!

Можно было и не уточнять: они оба смотрели на стройную молодую женщину в длинной темно-серой юбке и очень скромной черной блузке, с собранными в низкий шиньон волосами.

— Лисбет! Господи, это она! Эдвард, как наша девочка переменилась!

Глотая слезы, Мейбл бросилась навстречу своей обожаемой девочке, которую любила, как родную. Бонни и Жан шагнули в сторону, давая ей дорогу. Элизабет увидела, как приемная мать распахивает ей свои объятия, и ее восторженное лицо, и полные слез глаза.

— Ма! Милая моя ма, наконец-то я приехала! — слабым голосом проговорила она, пока Мейбл осыпала ее поцелуями, прижимала к сердцу. — Ма, если б ты только знала! Ричард погиб!

Больше ничего вымолвить Элизабет не смогла. Она просто стояла и упивалась переполнявшей Мейбл бесконечной нежностью, а та тоже плакала, не помня себя от счастья.

Подоспевший Эдвард услышал последние слова молодой женщины. Потрясенный страшной новостью, он обнял своих любимых жену и дочь.

— Едем! — сказал он. — Лисбет, наконец-то ты дома!

7. Чары Дакота-билдинг

Манхэттен, пятница, 14 июля 1899 года, по прошествии часа

Жан Дюкен и Бонни гуляли по Нью-Йорку. Огромный город, чье название всегда навевало на Жана мечтательность, поражал, вызывал почти детское восхищение. Бонни была чрезвычайно горда своей ролью гида. Она указывала жениху на особенности той или иной улицы, объясняла, как лучше ориентироваться в сети прямолинейных улиц.

— Это просто чудо какое-то! Это поразительно! — то и дело повторял Жан. — Даже в Париже я не видел таких высоких зданий! И сколько их еще строится!

По пути они увидели множество строек с сотнями рабочих. Серые глаза Жана сверкали восторгом. С тем же энтузиазмом он любовался и статуей Свободы, освещающей мир, с палубы парома.

При встрече, когда все были представлены друг другу, встал вопрос, как им добраться до Дакота-билдинг. Эдвард Вулворт вынужден был признать, что его автомобиль рассчитан на четверых, так что всех увезти не получится. Устроив на сиденьях Мейбл и Элизабет, негоциант предложил Бонни и Жану сесть в такси, которое наняли для доставки багажа. Но жених с невестой вежливо отказались.

— Мистер Вулворт, мы с удовольствием прогуляемся, — сказала Бонни. — Отвезите домой мадам и Элизабет. В кругу семьи вам будет комфортнее. Дорогу я знаю. Идти далеко, но по дороге всегда можно присесть и отдохнуть!

Мейбл, услышав это, украдкой вздохнула с облегчением. И поблагодарила Бонни улыбкой, полной симпатии.

Они с Жаном шли уже не меньше двух часов. Время от времени Бонни задерживалась перед какой-нибудь витриной. Так, в булочной она купила пончиков, и они съели их на ходу, смеясь и подмигивая друг другу.

Жан улыбался всякий раз, когда они слышали разговоры местных жителей.

— Мне нужно поскорее выучить английский! А наставницей будешь ты, ненаглядная моя невестушка, — заявил он после того, как Бонни перебросилась парой фраз с одной цветочницей.

— А кроме этого, если у нас все-таки будет магазинчик, — еще и азы итальянского и немецкого! — сказала Бонни, радуясь в душе, что они с Жаном так хорошо ладят. — Видишь те высокие деревья? Нам нужно пройти через Сентрал-парк. Это там Элизабет, тогда шестилетняя малышка, спала на скамейке! Но Господь ее уберег, ведь в мире столько негодяев, которые могли ее обидеть. Столько сирот пропадает без вести, а еще скольких принуждают делать всякие пакости…

— Увы, по прошествии десяти лет моя наивная племянница оказалась в лапах Лароша! Обычно я об этом молчу, Бонни, но стоит вспомнить, что Элизабет пережила в апреле, как мне хочется его прикончить! А теперь новое несчастье: она вдова в девятнадцать лет!

Бонни печально кивала. И крепче сжимала локоть жениха, который зачарованно разглядывал фасады высоких домов, раззолоченные заходящим солнцем.