Сирруш (СИ)

— Мертвы, — едва уловимо прошептал Шанкар. Словно слабый ветер колышет листья пальм.

Чигаль похолодел:

— Мертвы?

— Да.

— Кто же их убил?

— Зверь, — зашептал охотник, — демон.

Стражник ощутил сильную дрожь во всем теле. Руки, сжимавшие копье, сильно вспотели.

«О, Богиня-матерь, за что нам все это?!».

— Открывай, — голос Шанкара практически стих.

«Боги, что же это я?! Он там умирает, а я время на расспросы трачу!».

Не колеблясь более ни секунды, Чигаль подбежал к механизму открытия ворот, отложил копье и ухватился за рычаг. Вены на его руках вздулись от напряжения.

«Да, Камал бы мне сейчас пригодился».

Пыхтя, как вьючный мул, он надавил на рычаг. Ворота с громким гулом начали открываться. Нехотя, подобно медведю, потревоженному во время спячки. Через минуту упорных усилий, обе створки оказались распахнуты. Отойдя от механизма и вновь вытерев пот со лба, Чигаль побежал навстречу раненому охотнику.

— Хорошо, что вы здесь! Не представляете даже, какие дела тут творятся… — стражник осекся.

***

Когда Шанкар вместе с отрядом воинов добрался до деревни Нараяна, его рубаха полностью пропиталась кровью, прилипнув к груди. Лицо охотника покрывала бледность. Он ощущал предательскую слабость и лишь усилием воли заставлял себя держаться в седле.

Двое из людей Балдева помогли ему спуститься. При этом Шанкар досадливо поморщился.

— Все из-за какого-то синха, — пробурчал он, а затем бросил через плечо, — отправьте гонца в Мохенджо-Даро.

— Будет исполнено, — кивнул Балдев и начал отдавать распоряжение.

Придерживая охотника подмышки, воины повели его к дому старосты. Каждый шаг отдавался жжением в грудной клетке. Не изнуряющим, но досадливым и раздражающим. На пороге двухэтажного здания он увидел Абхе. Та, бледная и с тревогой во взгляде черных очей, наблюдала за тем, как воины ведут раненого охотника.

— Все нормально, — тихо успокоил тот, когда они поравнялись, — просто глубокие царапины.

— Куда нам его отвести? — спросил один из воинов.

Абхе тут же ответила:

— Первая дверь по коридору направо.

Помещение оказалось очень маленькой и тесной комнатушкой, выходившей одним единственным окном в сад. Отсюда открывался приятный вид на небольшой пруд с цветами лотоса. Видимо, Нараян не жалел воды для поддержания жизни в собственном доме. В комнате стояла всего лишь одна кровать, на которую воины и уложили раненого охотника. Как только Шанкар соприкоснулся с пуховой подушкой, то сразу почувствовал, как погружается в сон. Раны на груди, которые он прекратил теребить постоянным движением, стали меньше досаждать. Жжение утихло, боль сменилась на тупую и ноющую.

«Мне сейчас это необходимо. Никогда еще не испытывал подобную слабость».

Однако поспать ему не удалось. В комнату вошла Абхе, держа в руках небольшую деревянную кадку, полную холодной воды. Через правое предплечье было перекинуто несколько кусков кристально чистой ткани. Ее белоснежная поверхность ярко контрастировала с загорелой кожей дочери старосты. По всем этим принадлежностям и решительному лицу девушки, Шанкар понял, что его ждет процедура перевязки. Неприятная и нудная, как боль в груди, но необходимая.

Он поморщился:

— Куда меня отнесли?

— Бывшая комната привратника, — она поставила кадку на пол.

При виде воды, охотник почувствовал, как его начинает мучить жажда. Он облизал пересохшие губы.

Заметив его жест, Абхе бросила:

— Принесу, как только перевяжу.

— Спасибо, — благодарно кивнул он.

«Понимает с полуслова… и не растерялась при виде крови…».

— Тебе придется приподняться, чтобы я сняла рубаху и те жалкие тряпки, что воины называют бинтами, — решительно произнесла она.

Шанкар застонал, но повиновался. Он прекрасно понимал, что все это необходимо.

— Кстати, — сказал он, пока Абхе помогала ему снять окровавленную одежду, — моих людей нужно разместить в деревне…

— Сначала я закончу с тобой, — резко перебила она.

— Но… — начал, было, возражать Шанкар.

— Никаких «но», — твердо парировала Абхе, — подождут. Ничего страшного с ними не случится.

Охотник хмыкнул, но спорить не стал. Спустя несколько неприятных минут, пока Абхе стягивала с него рубаху и разматывала окровавленные бинты, он сумел наконец-таки опуститься на кровать. С его уст сорвался вздох облегчения.

Девушка осмотрела глубокие раны:

— Это твой зверь тебя так разукрасил?

— Нет, — буркнул он.

— Кто же тогда? — она взяла один из чистых кусков ткани, принесенных с собой, и смочила в холодной воде.

— Синха.

— Так и думала, — отжав ткань, она начала осторожно протирать раны и кожу вокруг них.

Охотник поморщился.

— Ты убил его? — поинтересовалась Абхе, не поднимая взора.

— Ее, — поправил Шанкар.

— Ее?

— Да. То была самка. Она защищала своих детенышей.

— Хм.

— Нет, я не стал.

— Правда? — в голосе дочери старосты прорезался интерес. — Почему?

— Зачем? — ответил охотник вопросом на вопрос.