— Не знаю, — опять ответил Шанкар, — на него наткнулись лесорубы, когда начали вырубку лесов под новые посевы и для обеспечения печей свежей древесиной.
— Печей?
— Верховный жрец Девадат… — охотник запнулся, — бывший Верховный жрец Девадат намеревался перестроить юго-восточный район Мохенджо-Даро. Дома там пришли в ужасное состояние. Для отстройки обычный кирпич-сырец не годился. Девадат хотел укрепить его посредством обжига, а для этого нужны печи.
— Ясно, — Абхе на короткое время задумалась, а затем добавила, — быть может, мы просто вторглись на его территорию?
— Может быть, — Шанкар откинулся на подушку, — но почему тогда он продолжает убивать? И это не простой зверь.
— Не простой?
— Он насылает видения, — при воспоминании о них он вздрогнул. По телу пробежала дрожь. — Видения, которые играют на твоих самых потаенных страхах. Он словно видит тебя изнутри.
— Но это же невозможно! — воскликнула Абхе.
— Для зверя — да. Для демона — нет, — мрачно произнес охотник, уставившись в потолок.
— И что теперь делать?
— Мне нужно вернуться в Мохенджо-Даро. Продумать, где искать демона, пока он не уничтожил нас.
— Мы и так можем умереть от голода, — хмыкнула Абхе.
Шанкар вновь посмотрел в ее сторону:
— Зернохранилища в городе хватит на год. Уверен, за этот срок мы сможем придумать, как решить проблему с продовольствием. Демон же угрожает нам прямо сейчас.
Подумав над его словами, девушка кивнула:
— Верно.
— И вы все едете со мной.
— Спасибо.
Благодарность дочери старосты прозвучала сухо. Слишком сухо. И Шанкар не мог этого не заметить.
— Ты разве не рада? — удивился он.
— Рада, — все тот же сухой ответ.
— По твоему тону не скажешь.
— Извини, у меня нет настроения пускаться в пляс.
— Ты хотела покинуть это место… переехать в Мохенджо-Даро… а теперь так реагируешь? — охотник был явно озадачен.
Абхе резко ответила. Ее тон прозвучал мрачно, идеально сочетаясь с сумраком ночи.
— Я хотела уехать отсюда в качестве твоей жены. А не в виде беженки, спасающейся от голода и без надежды на светлое будущее.
Ее слова были для охотника, как ножом по сердцу.
— Абхе, послушай…
— Пора спать, — она быстро встала, — тебе нужен отдых, если хочешь, чтобы раны затянулись быстрее.
— Но…
— Спокойной ночи.
Она вышла, закрыв за собой тростниковую дверь. Шанкар остался в полном одиночестве и темноте, терзаемый душевными муками и мыслями. Мыслями о том, что делать теперь… и что ждет впереди. Его… Их… Всех.
[1] Камал — красный.
Глава 3
Камал трусцой передвигался по главной улице города. Он спешил разобраться с происходящим, как можно быстрее, и не оставлять Чигаля одного перед восточными воротами. По обе стороны дороги стояли одинаковые дома из обожженного кирпича. Окна большинства из них были закрыты деревянными ставнями. Стражник чувствовал давящую на него тревогу. Она усиливалась по мере того, как громче становились крики, звучащие в отдалении. Крики, так жутко контрастирующие с пустотой и тишиной в этой части Мохенджо-Даро. Клубящийся дым из Цитадели только способствовал нарастающему напряжению. Подобно огромному булыжнику, свалившемуся на плечи. Дыхание Камала участилось. Кровь в жилах текла быстрее и быстрее по мере того, как он все ближе продвигался к рыночной площади. Оттуда уже доносился чей-то пронзительный визг. Камал не мог разобрать слов, однако голос казался знакомым.
«
Он не успел как следует поразмыслить над ответами. В следующую секунду стражник почувствовал острую боль в пояснице, а затем неведомая сила швырнула его в сторону. Воин пролетел через всю улицу и ударился о деревянные ставни одного из домов. Падая на мостовую, стремительно тускнеющее сознание Камала подметило, что его оторванные ноги валяются посреди дороги.
***
— Молитесь! Молитесь о прощении! И заставьте покаяться их!
Панишвар продолжал неистовствовать, стоя позади толпы на безопасном расстоянии. Его пронзительные крики, подобно хлысту погонщика зебу, подгоняли людей вперед, заставляя кидаться на стражников. Люди, охваченные страхом и слепой яростью, атаковали воинов голыми руками, совершенно не обращая внимания на бронзовые наконечники копий, разившие их одного за другим. По улицам Мохенджо-Даро текли реки крови. Трупы заполонили рыночную площадь и дорогу, ведущую к воротам Цитадели.
Отряд Чудамани, с бледными, но решительными лицами, продолжал организованно отступать, прикрывая Верховного жреца от натиска разъяренной толпы. За их спинами в небо поднимался густой черный дым. Запах гари уже доносился до них. Воздух становился тяжелым. Некоторые из воинов с трудом сохраняли самообладание. Ведь они впервые столкнулись с подобными тяготами. Впервые они подняли оружие на своих земляков. Они вообще впервые подняли на кого-то оружие. И среди толпы могли находиться их родные и близкие. Каждый раз, когда копье делало свой смертельный выпад, его хозяин невольно всматривался в перекошенное гневом лицо атакующего. Боясь узнать в нем родные черты.
Словно ощущая их настроение, Верховный жрец воскликнул: