Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Потом он будет доказывать у кассы, что он не лезет за чеком без очереди, что ему нужно добить семнадцать копеек. Потом он всё-таки получит «люля» и сядет за стол.

Цветов на столе, конечно, нет: самообслуживание. Если хочешь, чтобы были цветы, приноси их с собой.

Да и не только цветы приносить надо. Не хватает, например, кожей. Раньше нож давали каждому. После того как официантки были уволены и за залом стало некому приглядывать, говорят, что ножи стали исчезать. Не вилки, не ложки, не перечницы, а именно ножи. Чтобы пресечь воровство, администрация попросту припрятала всё холодное и тупое оружие.

Но ведь приспосабливается человек, и мы тоже приспособились.

Пять-шесть конструкторских досок объединяются в одну «столующуюся бригаду»:

— Ты, Петя, за три минуты до звонка бежишь к кассе. Я занимаю очередь на раздаче… Алевтина Фердинандовна обеспечивает ложки и вилки. Федя — подносы, для скорости выбиваем всем одно и то же: щи и гуляш…

Но возникло ещё одно, как говорится, узкое место. Никто не убирал со стола, и потому не хватало тарелок.

— Товарищи, мы уже два месяца едим по-новому, — говорил на очередном собрании Николай Працуев. — За это время мы значительно продвинулись вперёд. Но есть, конечно, и отдельные недоработки: уборка столов… Давайте, товарищи, сами… Это будет новая инициатива.

В переднем ряду раздались аплодисменты: там сидели работники столовой.

Совершенствование самообслуживания продолжалось.

Вскоре мы выступили с инициативой: «Самим мыть посуду». Вслед за тем последовала ещё одна: «Самим, надев белый колпак, стать к плите. Для этого каждый день освобождать несколько человек от работы и посылать их на кухню». Но и на этом мы не остановились: «Самим привозить с базы продукты», «Самим стоять на раздаче»…

Работникам кухни стало совсем нечего делать

Шеф-повар лениво чесал в затылке и приговаривал:

— Щи варите? Ну, варите, варите. Кому это надо, мне, что ли?

И тут с новой блестящей инициативой выступил я:

— Поскольку работники кухни остались без дела, предлагаю: пусть они садятся за наши чертёжные доски, а мы, конструкторы, целиком займёмся кухней. Мы их как-нибудь накормим!

1968

ВСЁ КАК В ЖИЗНИ

Я работаю в инструментальном цехе.

Над нашим участком висит большой транспарант. На нём написано, что мы лучшие и передовые.

Это верно. Проценты у нас выше, чем у соседей.

Нам выдали премию и поздравили от имени завкома.

А через несколько дней на участке появились незнакомые люди. Не похоже, чтобы проверяющие, или которые за опытом, или из райкома.

Один — худой, длинный. Другой — пониже, пополнее. Третий — маленький, с большой бородой. Все трое подстрижены почти под нулёвку, словно те, что с родителями долго не видались. Все трое в чёрных очках. И не в пиджаках, а в синтетических куртках разного цвета. И с трубками. Не курят: в цехе курить нельзя. Просто так в зубах или в руках трубки держат. И с ними девушка — очень красивая блондинка в розовой кофте, к которой пришит матерчатый герб неизвестного иностранного государства.

С участком знакомятся, разговаривают меж собой, жестикулируют. Один вдруг на подоконник забирается и глядит поверх всех нас из-под ладони, словно кого высматривает.

А потом, так случилось, подходят ко мне.

— Здравствуйте, товарищ токарь.

— Здравствуйте, — говорю, — только мой станок не токарный, а фрезерный…

— Очень хорошо! — отвечает девушка и достаёт из сумочки блокнот, чтобы записывать. — Ваша фамилия, имя, отчество?

— Иванов Алексей Степанович.

— Сколько лет на заводе?

— Двадцать четыре.

— Блестяще! Четверть века за одним станком?

— Почему за одним? Техника совершенствуется… А вы, если можно спросить, откуда будете? Из какой страны?

Девушка как рассмеётся.

— Свои, — говорит. — С телевидения. Фильм о вашем участке снимать будем.

Тут они представляются, и я узнаю, что высокий — режиссёр, средний — оператор, маленький с бородкой — по звуку, а девушка — редактор фильма.

— Что ж, — спрашиваю, — сценарий о нас уже написан?

— Нет, — отвечает, — мы сначала снимаем, а потом пишем. У нас такой метод. Чтобы всё было натурально, как в жизни.

А дальше всё началось натурально, как в жизни.

Приходит мастер и объявляет:

— Кончай работу! Уборка будет. Санитарный день.

Я возразить пытаюсь:

— Санитарный день только недавно был…

А он:

— Ты что, Степаныч, не понимаешь, для чего уборка? Фильм снимать будут. На плёнку. А плёнка нынче знаешь какая чувствительная? Каждую пылинку отразит как есть.

Я говорю:

— Но…

А он:

— Никаких «но». Начальство, распорядилось. А тебе, Степаныч, вообще на некоторое время придётся прерваться. Прикомандировываем тебя к съёмочной группе. Ты самый старый старожил, всё знаешь. Будешь помощником режиссёра. Или как там у них — помрежем.

Так я стал помрежем. Лампы таскал, электричество где подключить, указывал, интервью давал девушке об истории цеха.