Сюжет

Нельзя было сказать, что Джейк только и делал, что витал в облаках. Он понимал, что книга сама себя не напишет и что ему придется потрудиться (напрячь воображение, приложить усилия, развить навыки), чтобы стать настоящим писателем. Он также понимал, что у него не будет недостатка в конкурентах: многие молодые люди питали не меньшую страсть к книгам и хотели писать их, и он допускал, что кто-то из них мог быть даже талантливей его, обладать более ярким воображением или хотя бы большим упорством. Такие мысли не приносили ему радости, но, к счастью, он был объективен к себе. Он понимал, что не сможет преподавать английский в государственной школе («если писательство не выгорит») или поступить в юридический колледж («да ладно?»). Он понимал, что избрал свою стезю и пошел по ней, и не собирался останавливаться до тех пор, пока не возьмет в руки свою книгу – и вот тогда весь мир узнает то, что сам он знал давно:

Он – писатель.

Великий писатель.

Во всяком случае, он к этому стремился.

Джейк перебрался в новый кабинет в корпусе Ричарда Пенга на исходе июня, когда Вермонт без малого неделю не просыхал от дождей. Войдя в кабинет, Джейк заметил, что наследил по всему коридору, опустил скорбный взгляд на свои кроссовки – почти не ношеные, еще недавно белые, теперь же побуревшие от влаги и грязи – и решил, что снимать их уже смысла нет. Несколько часов он провел за рулем, по пути из города, с двумя пластиковыми сумками, набитыми одеждой, и этим старым кожаным портфелем, в котором лежал почти такой же старый ноутбук с набросками его нового романа – романа, над которым он теоретически (но не практически) работал – и папки с работами его студентов, и Джейк подумал, что всякий раз, как направляется на север, в Рипли, берет с собой все меньше багажа. В первый-то год… Большой чемодан, набитый одеждой (как знать, какой образ мог пригодиться в течение трех недель в северном Вермонте, в окружении непременно благоговейных студентов и столь же непременно завидующих коллег?) и напечатанными сигнальниками его второго романа – он любил периодически сокрушаться на публике о нетерпеливом издателе. А теперь? Два скромных пластиковых пакета с джинсами и рубашками, и ноутбук, нужный ему, в основном, для заказа еды и просмотра ютьюба.

Если он не бросит эту депрессивную работу еще год, он, вероятно, вообще перестанет брать ноутбук.

Джейка отнюдь не радовала перспектива скорой сессии Симпозиумов Рипли. Как не радовала и скорая встреча со скучными, занудными коллегами (среди них были и писатели, но никто не вызывал у него неподдельного восторга) или наигранный энтузиазм при знакомстве с очередной оравой студентов, каждый из которых был твердо уверен, что однажды напишет – если уже не написал – Великий Американский Роман.

А главное, его не радовала перспектива и дальше изображать из себя писателя, да еще выдающегося.

Не стоило удивляться тому, что Джейк никак не готовился в преддверии Симпозиумов Рипли. И даже не открывал неприятно пухлых папок с работами своих студентов. Когда он только начал преподавать в Рипли, он убедил себя, что достойным дополнением к образу «великого писателя» будет образ «великого учителя», и уделял самое пристальное внимание письменным работам этих ребят, плативших немалые деньги, чтобы учиться у него. Но папки, которые он сейчас доставал из портфеля, папки, которые он должен был начать читать несколько недель назад, когда получил их от Рут Стойбен (весьма саркастичной заведующей Симпозиумов), успели проделать путь от ящика срочной почты до нового кабинета, ни разу не обнажив перед ним своих бумажных тел, а тем более душ. Теперь же Джейк смотрел на них недобрым взглядом, предчувствуя тягостный вечер, словно они были виновны в его прокрастинации.