Сюжет в центре

Последний раз мы вместе собрались в доме Раушенбаха, на проспекте Королёва. И когда наш связующий Борис Скотников в телефонном разговоре с Раушенбахом сказал: «Надеюсь, вам же не нужен Елисеев?», (который заменил тогда Трегуба в управлении полётами – тогдашней видимой верхушки космического айсберга – и был у всех на слуху), БэВэ возразил, что наоборот нужен. И в этот раз среди привычного круга была и семейная пара – Алексей Елисеев и Лариса Комарова. Когда пили особый профессорский коньяк, остроумный Спаржин читал четверостишья о всех. Об Елисееве, перефразируя Лермонтова:

«Выхожу один я на дорогуСквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Лариса внемлет ГОГУ

И звезда с звездою говорит».

Обо мне:

«Если на кило газетВзять страничку Льва Толстого

И разбавить всё струёй,Мы получим Иванова».

Рядом с нами вторили и веселились молодые зятья и казалось не было семей более дружных, хотя в скором времени эти семьи раушенбаховских дочерей распались.

Время закрытой деятельности Раушенбаха закончилось. Из человека, далёкого от саморекламы, он оказался в фокусе внимания. Из засекреченного скрытого общества он смело ступил на общественный подиум. Меня рассмешили когда-то слова Ярослава Голованова о его тогдашней жене Евгении Альбац, как об официальном биографе Раушенбаха. Нам было смешно, что речь может идти о какой-то биографии. Тогда и «бронзы многопудье и мраморная слизь» казались нам очень далекими. Практически в действительности его биографом стала Инна Сергеева, которую я встретил в «Дружбе народов», когда принёс прочесть свои рукописи «Аллея всех храбрецов» и «Юрьев день».

Но минуло время и рассказы о полётах к Луне стали повседневной обыденностью. Как-то ещё при жизни Бориса Викторовича я спросил одну из его «правых рук» Виктора Легостаева: «А почему Борис Викторович сам не напишет такую книгу?», и он сказал, что, пожалуй, не очень этично самому описывать свои дела. Я думаю, это верная мысль, несмотря на наличие множества биографий, написанных авторами сугубо о себе. Но бог им судья, а подобный подход присущ именно тому поколению светлых людей, которых нынче с нами нет.

БэВэ о душе

Присутствовало в Раушенбахе желание верить в чудесное и необычное. В своей книге «Постскриптум», записанной Инной Сергеевой, он подробно описал, как в феврале 1997 года отдавал богу душу. При этом он верил, что душа в самом деле есть и приводил тому свои доказательства. В те годы была популярна книга Раймонда Моуди «Жизнь после жизни» об ощущениях людей умерших и воскресших, их световых галлюцинациях. Он связывал их с душой. И доказательством тому служил для него фотографический снимок уходящей из тела души и измерения изменения веса при смерти.

Действительно, существовали публикации почти столетней давности и современные о взвешивания души, об изменениях веса при смерти, измеряемых граммами. И уважаемые учёные люди добавляли нечто странное и о душе и о коде сердца. Так нейрофизиолог Наталья Бехтерева говорила об общем выводе существования чего-то отделяющегося от тела и даже переживающего человека. А Пол Пирселл, врач-психиатр госпиталя в Детройте, наблюдавший пациентов с пересаженным сердцем, утверждал, что клеточная память переходит от умершего к живому.

Блажен кто верует. Существовала в Раушенбахе достаточная доля наивности, позволявшая верить в загробную жизнь и поддерживать религию.

Поздние данные американских учёных доказали, что смерти предшествует мощный энцефалоразряд, вызванный кислородным голоданием. Нейроны мозга соединены в общую электрическую цепь. Недостаток кислорода лишает их способности удерживать электрический потенциал. Предсмертный всплеск электрических импульсов подобен лавине. От него рождаются картины яркого света тоннелей и будят долгосрочную память с появлением давних впечатлений и умерших родственников, встречающих на пороге загробной жизни.

В нас нет чувства времени. Некоторые мгновения, рекордные по интенсивности, могут показаться продолжительными, длиною в жизнь. Ещё есть эффект галлюцинаций, подобный воздействию наркотиков или воздействию анестезии. Когда мозг не чувствует ни забот, ни собственного тела, и всё укладывается в ощущение бесплотной души.

Всегда находятся энтузиасты, поддерживающих бредовые идеи. В операционных оставляли рисунки, которые увидела бы душа, отлетая от тела, потому что воскресшие утверждали, что видели себя сверху и со стороны.

Мечта остаётся мечтою, как и загробная жизнь, жизнь после смерти. Была в Раушенбахе детская способность – радоваться наивным открытиям. Так радовался он своему сравнению троицы с вектором. Хотя куда удачней было бы сравнить её с разновозрастными фотографиями любого личного дела. И фотографии в разных возрастах давным-давно служат специфическим свидетельством личности. Черта Раушенбаха скорее отражала его суть жажду открытий.