Сизые зрачки зла

– Похоже, что мы идем по моей земле, это – болотистая часть Хвастовичей, хотя здесь я еще не бывал, – заметил Платон. – Но видишь: вон там, вдалеке – макушки сосен, граница бора. Там я уже знаю дорогу.

– Хорошо, – отозвалась Вера и вдруг поняла, как смертельно она устала. – Скорее бы дойти.

– Потерпи немного, родная. А хочешь, посидим и отдохнем?

– Нельзя, тогда уж совсем стемнеет, и придется нам ночевать в лесу, – отказалась Вера и вновь зашагала вперед.

За поворотом тропинки их ждал сюрприз – узкая, но хорошо укатанная дорога убегала вглубь чахлого леса.

– Интересно знать, куда это по трясине ездят на телегах, но выясним мы это с тобой в другой раз. Не будем отклоняться от выбранного пути, – решил Платон.

Они двинулись по дороге по направлению к сосновому бору. Ног Вера уже совсем не чувствовала, но старалась держаться бодро, чтобы муж ничего не заметил. Теперь в утрамбованной глине явно выделялись глубокие колеи. Платон мысленно проклинал себя за то, что не взял из дома оружие, но делать было нечего, и он, ловя малейшие шорохи, вел по дороге уставшую жену. Деревья расступились, и они вышли на большую поляну. На ней, словно длинная серая заплата, распласталось похожее на коровник низкое строение. Его каменные стены поросли мхом, а кое-где и древесной порослью. Маленькие решетчатые окошки под самой крышей были частично открыты, а в других местах забиты потемневшими от времени плотными деревянными щитами.

– Что это? – поразилась Вера.

– Пока не знаю, но ты туда точно не пойдешь. Останешься здесь и спрячешься в кустах, пока я не вернусь.

– Я с тобой! – взмолилась Вера, но по взгляду мужа поняла, что это даже не обсуждается. Она покорно кивнула и села на траву. Ноги ее больше не держали.

– Я скоро вернусь, – пообещал Платон и быстро пересек поляну.

Горчакову пришлось полностью обойти здание, прежде чем он нашел дверь. Двустворчатая и очень широкая, плотно сбитая из потемневших от времени толстых досок, она была закрыта на широкий засов, но замка не было. Платон отодвинул задвижку и толкнул створки. Дверь без скрипа распахнулась, и он увидел длинное пустое помещение, слабо освещенное лучами заходящего солнца. В центре его просматривался заложенный деревянными щитами широкий колодец. На земляном полу явно выделялись следы телег и отпечатки лошадиных копыт. В противоположной от входа стене темнела плотно обитая железными полосами небольшая дверь, где кроме засова имелся и массивный замок. Платон поспешил к ней. Что-то, похожее на стон, донеслось изнутри, а следом невнятно забормотал тихий голос.

– Ей, кто вы? – крикнул Платон. – Я – князь Горчаков, скажите мне, что с вами случилось, и я постараюсь помочь.

Ответом ему оказалась гробовая тишина, но через мгновение зазвучали несколько голосов, все они называли Платону свои имена и умоляли выпустить их, освободить Христа ради. Горчаков огляделся, пытаясь найти хоть что-нибудь, чем можно сбить замок, и вдруг услышал:

– Отойди от двери – или я перережу ей глотку.

Платон обернулся и увидел свою жену. Она стояла, странно запрокинув голову, а рослый мужчина прижимал к ее горлу нож. Солнце светило ему в спину, и Горчаков не видел лица преступника. Это был человек с размытым лицом. Кошмар, померещившийся Платону столице, стал явью, и испытанный им тогда ужас оказался ничем по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

– Не трогайте ее, я сделаю все, что вы хотите, – крикнул Платон, отходя от двери и поднимая обе руки. – Я очень богат, я выкуплю у вас жизнь моей жены.

Он по-прежнему не мог различить лица преступника, и Вера как будто догадалась об этом. Она уставилась в глаза Платона и выкрикнула:

– Бунич! Я отдам вам полученные за соль деньги. У меня есть двадцать пять тысяч серебром, а еще – очень дорогие фамильные драгоценности!

– Да, наши бриллианты стоят, самое малое, тысяч двести, – поддержал ее Платон. – Я привезу их, вы все возьмете и уедете. Клянусь, что я даже не стану на вас заявлять.

– Смешно слушать, – отозвался преступник, – чтобы я выпустил вас отсюда, а вы тут же вернулись со всеми своими дворовыми и затравили меня, как собаку? Тогда уж легче убить вас обоих, а трупы утопить в болоте, все же будут думать, что вас завалило в шахте. Оба имения унаследует Вероника – а я получу и ее, и соль.

– Соль? Дело в соли?! – догадался Платон.

– А в чем же еще? – огрызнулся Бунич. – Я сорок лет живу тем, что продаю соль, еще мой отец вместе с прежним управляющим Солиты добывал ее, а потом все перешло ко мне.

– Но у вас же у самого большая солеварня, вы же говорили, что она очень доходная, – все еще надеясь на чудо, уговаривала преступника Вера.