Скала Прощания. Том 2

– Ты высокий, – задыхаясь, проговорил он. – Но это ты слишком много болтаешь.

Через мгновение его глаза закатились и он тяжело повалился на грудь поверженного тритинга. Они лежали вместе, их кровь смешивалась, казалось, что на лугах все замерло и наступила оглушительная тишина. А потом снова зазвучали громкие крики.

Часть третья. Сердце бури

Глава 18. Потерянный сад

После долгого пребывания в бездонной бархатной пустоте Саймон наконец вернулся к тусклым границам между беспамятством и бодрствованием. Он пришел в себя в темноте, на краю сна, и понял, что в его сознании вновь звучит голос, как во время кошмарного бегства из аббатства Скоди. Какая-то дверь у него внутри осталась открытой, и теперь ему казалось, что туда может войти кто угодно.

Но этот незваный гость не был насмехавшимся существом из пламени костра, приспешником Короля Бурь. Новый голос так же сильно отличался от наводившей ужас огненной нечисти, как живой от мертвого. Он не издевался и не угрожал – более того, создавалось впечатление, что он говорил не с Саймоном.

То был женский голос, музыкальный, но сильный, словно маяк, сиявший в лишенном света сне Саймона. И, хотя слова показались Саймону печальными, они несли странного рода утешение. Он понимал, что спит и уже через мгновение может вернуться в реальный мир, но невероятный голос настолько его околдовал, что он совсем не хотел просыпаться. Вспомнив мудрое, прекрасное лицо в зеркале Джирики, Саймону отчаянно захотелось остаться на грани пробуждения и слушать, ведь это был тот самый голос, та же женщина. Каким-то образом, когда дверь в сознание Саймона открылась, в него вошла женщина из зеркала. И Саймон бесконечно этому радовался. Он почти не помнил обещаний Красной Руки и даже в убежище сна ощущал холод в своем сердце.

«Любимый Хакатри, мой прекрасный сын, – говорила женщина, – как мне тебя не хватает. Я знаю, ты не можешь меня слышать, не можешь ответить, но я продолжаю к тебе обращаться, словно ты стоишь передо мной. Слишком много раз Народ танцевал конец года с тех пор, как ты ушел на запад. Сердца остывают, и мир становится все более холодным».

Саймон понял, что, хотя голос пел в его сне, слова не предназначались для его ушей. Он чувствовал себя нищим ребенком, наблюдающим за богатой и могущественной семьей сквозь щель в стене. Но богатая семья могла переживать горести, недоступные пониманию нищего – страдания, не связанные с голодом, холодом или физической болью, – так и голос во сне Саймона, несмотря на все свое великолепие, казался наполненным тихой мукой.

«В некотором смысле кажется, будто прошло лишь несколько смен лунного лика с тех пор, как Две Семьи покинули Вениха до’сэ, землю нашего рождения за Великим морем. О, Хакатри, если бы только ты смог увидеть наши лодки, что мчались по яростным волнам! Сделанные из серебряного дерева, с яркими парусами, они были отважными и прекрасными, точно летающие рыбы. В детстве я сидела на носу, когда лодка рассекала волны, и меня окружало облако светившейся, сверкавшей на солнце морской пены! А потом, когда наши лодки коснулись земли этой страны, мы заплакали. Мы сумели избежать тени Небытия и обрели путь к свободе.

Но оказалось, Хакатри, что мы не сумели избежать Тени, а лишь поменяли один ее вид на другой – и новая Тень росла внутри нас.