Скала Прощания. Том 2

Конечно, мы далеко не сразу это поняли. Новая Тень росла медленно, сначала в наших сердцах, потом в глазах и руках, но теперь зло, которое она принесла, стало больше, чем мог предположить кто-либо из нас. Она простирается над всей землей, что мы так любим, землей, которую мы обняли, как любовника, – или как сын, принимающий ласку матери…

На нашу новую землю упала другая тень, похожая на старую, Хакатри, и это наша вина. Но теперь твой брат, который опустошен этой Тенью, сам стал ужасающей тьмой. И она окутывает страшной пеленой все, что он когда-то любил.

О, мой исчезнувший Сад, как трудно терять твоих сыновей!»

Что-то еще пыталось привлечь его внимание, но Саймон мог лишь беспомощно лежать, не желая и не имея возможности проснуться. Казалось, откуда-то извне его сна-что-не-был-сном, кто-то повторял его имя. Возможно, его искали друзья или родные? Это не имело значения. Он не мог оторваться от невероятной женщины. Ее ужасающая печаль ранила его, точно заостренная палка или осколок чаши: и ему казалось, что жестоко оставить ее наедине со скорбью. Наконец далекие голоса, что звали его, исчезли.

А присутствие женщины осталось. Ему казалось, что она плачет. Саймон ее не знал и не мог догадаться, с кем она разговаривала, но плакал вместе с ней.

* * *

Гутвульф ощущал смущение и раздражение. Он сидел, полировал свой щит и пытался слушать доклад кастеляна, который вернулся из его владений в Утаниате. У него плохо получались оба дела.

Граф сплюнул желтый табачный сок на устланный тростником пол.

– Повтори еще раз, я ничего не понял, – сказал граф.

Кастелян, мужчина с круглым животом и глазами хорька, с трудом сдержал усталый вздох – Гутвульф был не из тех хозяев, перед которыми стоило показывать нетерпение, – и начал объяснять с самого начала.

– Вот как обстоят дела, господин: ваши владения в Утаниате почти пусты. Вульфхолт обезлюдел, если не считать нескольких слуг. Почти все крестьяне ушли. Никто не будет собирать овес или ячмень, а до конца сбора урожая осталось не более двух недель.

– Мои крестьяне сбежали? – Гутвульф рассеянно смотрел на кабана и серебряные копья с перламутровыми наконечниками, блестевшими на черном щите. Когда-то он любил свой герб, как мог бы любить ребенка.

– Но как они посмели сбежать? Ведь именно я кормил неотесанных болванов все эти годы? Ну, ладно, набери других для сбора урожая, но не позволяй тем, кто ушел, вернуться. Никогда.

Кастелян издал стон отчаяния.

– Мой господин, граф Гутвульф, я боюсь, что вы меня не слушаете. В Утаниате не осталось свободных людей, которых можно нанять. У баронов, ваших вассалов, свои проблемы, у них нет лишних рук. Во всем восточном и северном Эркинланде с полей не будет собран урожай. Армия Скали из Кальдскрика, на противоположном берегу, в Эрнистире, грабит приграничные города возле Утаниата и очень скоро перейдет реку, ведь на землях короля Ллута больше ничего не осталось.

– Мне сказали, что Ллут мертв, – медленно проговорил Гутвульф. Всего несколько месяцев назад он побывал в доме короля Ллута в Таиге. Кровь кипела в его жилах, когда он оскорблял короля пастухов в присутствии его придворных. Почему же сейчас он чувствует себя таким невероятно униженным? – И по какой же причине мерзавцы бегут из принадлежащих им домов?

Кастелян бросил на него странный взгляд, как если бы граф спросил у него, где верх.

– Почему? Из-за войны и грабежей на границе, из-за хаоса во Фростмарше. Ну и, конечно, из-за Белых Лис.

– Белых Лис?

– Но вы же знаете про Белых Лис, милорд. – Кастелян уже почти открыто выражал недоумение. – Ведь именно они пришли на помощь армии, которой вы командовали в Наглимунде.

Гутвульф поднял голову, задумчиво поглаживая верхнюю губу.

– Ты имеешь в виду норнов? – спросил он.

– Да, милорд. Простые люди называют их Белыми Лисами из-за мертвенно-белой кожи и лисьих глаз. – Он с трудом сдержал дрожь. – Белые Лисы.

– Но что в них такого? – резко спросил граф. А когда ответа не последовало, в его голосе появился гнев. – Какое отношение они имеют к моему урожаю, да встряхнет Эйдон твою душу.