Скала Прощания. Том 2

По мере того как рос Кванитупул, наббанайцы и пердруинцы начали в нем селиться рядом с местными враннами, и довольно скоро торговый город протянулся на множество миль каналов и раскачивавшихся мостков. Город продолжал разрастаться, точно водяной гиацинт на поверхности все новых и новых внешних притоков. Его обветшалое величие теперь доминировало над заливом Фираннос, как старшая и более крупная сестра Ансис Пелиппе в заливе Эметтин, на северном побережье Светлого Арда.

Все еще испытывая головокружение после лихорадки, Тиамак наконец выплыл из болот к первым водным артериям Кванитупула. Поначалу лишь немногочисленные плоскодонки разделяли с ним зеленые просторы, в них сидели главным образом вранны, одетые в традиционные племенные костюмы из перьев в честь первого посещения самого грандиозного болотного поселения. Но дальше в каналах стали появляться другие лодки – и не только маленькие, как у Тиамака, но и корабли всех форм и размеров, начиная от красивых баркасов богатых купцов, до огромных судов, нагруженных зерном, и барж с битым камнем. Они скользили по воде, точно надменные киты, заставляя остальные лодки разбегаться в разные стороны, чтобы их не затянуло в мощные пенные следы.

Обычно Тиамак получал огромное удовольствие от наблюдения за Кванитупулом – хотя он, в отличие от большинства своих соплеменников, видел Ансис Пелиппе и другие портовые города Пердруина, рядом с которыми Кванитупул казался сильно потрепанной копией. Плеск воды и крики обитателей города казались странным образом далекими; каналы, по которым он плавал множество раз, вдруг стали отталкивающими и незнакомыми.

Тиамак попытался вспомнить название постоялого двора… В письме, которое доставил Тиамаку ценой собственной жизни отважный голубь Чернилка-Мазилка, отец Диниван ему писал… там говорилось…

«Ты очень нужен. – Да, эту часть он помнил, но лихорадка мешала ему ясно мыслить… – Отправляйся в Кванитупул, – писал Диниван, – оставайся на том постоялом дворе, о котором мы говорили, жди, пока я не смогу рассказать тебе больше. – И что еще написал священник? – От тебя зависит больше, чем просто жизни людей».

Но о каком постоялом дворе шла речь? Тиамак, напуганный появлением темного пятна, лишь в последний момент успел увести лодку от столкновения с более крупным судном, на борту которого были нарисованы два горящих глаза. Владелец судна прыгал на носу, показывая Тиамаку кулак. Рот мужчины двигался, но Тиамак слышал лишь смягченный рев в ушах. Какой постоялый двор?

«Чаша Пелиппы», именно этот постоялый двор упоминал Диниван в письме, потому что им управляла женщина, в прошлом монахиня ордена Святой Пелиппы – вспомнить ее имя Тиамак не сумел, – она все еще любила поговорить о теологии и философии. Моргенес останавливался там всякий раз, когда приезжал во Вранн, потому что старику нравилась владелица и ее непочтительный, но острый ум.

Когда к Тиамаку вернулись воспоминания, он почувствовал, что настроение у него стало лучше. Возможно, Диниван присоединится к нему на постоялом дворе! Или, еще того лучше, там остановился Моргенес, что объяснит, почему не пришли ответы на последние письма Тиамака, отправленные в Хейхолт. В любом случае, имена его друзей по Ордену Манускрипта помогут ему получить постель и хороший прием в «Чаше Пелиппы»!

Все еще во власти лихорадки, но полный новых надежд, Тиамак снова взялся за шест и напряг болевшую спину, и его хрупкая лодка заскользила по грязным, с зеленой водой каналам Кванитупула.

* * *

Странная женщина в сознании Саймона продолжала говорить. Очарование ее голоса оказывало на него завораживающее действие, и ему казалось, что в нем нет ни единого шва или трещины. Саймон находился в идеальной темноте, как в момент, предшествующий полному погружению в сон, но его мысли оставались активными, точно у человека, который лишь делает вид, что спит, пока его враги интригуют рядом. Он не просыпался, но и не впадал в забытье. Более того, голос говорил, и его слова вызывали образы сколь прекрасные, столь и страшные.

«… И, хотя ты ушел, Хакатри, – в смерть или на Последний Запад, мне неизвестно, куда именно, – я скажу тебе, что на самом деле никто не знает, как течет время на Дороге Снов или где могут оказаться мысли, отразившиеся в чешуйках Великого Червя или в других Зеркалах. Быть может, где-то… или когда-то… ты услышишь мои слова и поймешь, что произошло с твоей семьей и народом.

Кроме того, мне необходимо просто поговорить с тобой, мой любимый сын, хотя тебя уже так долго нет рядом.