— Точь-в-точь, — соглашается она. — Он говорил, мол, только необычайно высокая технология могла породить приспособление, способное извлекать тепловую энергию из окружающей среды… Необычайно высокая, но нам следовало бы подумать, что будет, когда вся теплота исчезнет…
— Идиотство, — мурлыкаю я прямо в ямочку над ключицами.
— Еще бы нет! Как будто теплоту можно исчерпать! Он назвал это абсолютным нулем. Болтал, будто до него нам осталось не то восемь, не то десять градусов. Вот откуда ваш снег, — говорил он…
Я издал звук подавленного отвращения.
— Да, именно так он и талдычил: мол, это вовсе не снег, а замерзший воздух — кислород, азот и всякое такое… Мы, дескать, заморозили Землю начисто и теперь ее либидо[6]
близко к максимальному…Я резко выпрямился, но потом снова расслабился.
— Ох, — говорю, — не либидо, а альбедо.[7]
Иными словами, Земля светится… отражает свет…— Вот про это он и толковал. И еще, мол, чинуши правы… Говард! Да Говард же! Ты бы лучше слушал, что я тебе рассказываю!
— Ш-ш-ш-ш…
Она обмякла, но потом начала хихикать:
— Говард, постой же! Я ведь забыла рассказать тебе самое смешное…
Это нарушало мой настрой, но я заставил себя успокоиться.
— Так в чем дело, лапушка?
— У него не было индивидуальной защиты!
Я так и сел:
— ЧТО?!
— Никакой! Гол как новорожденный! Уж это точно доказывает: он не человек, верно? Я считаю, если ты даже не способен о себе позаботиться, значит, ничего человеческого в тебе нет, одна животность, и все тут.
Я поразмыслил.
— Пожалуй, ты права, — говорю, хоть эту идею было не так-то легко переварить.
— Вот и отлично! — щебечет она. — Потому как, видишь ли, он сейчас находится в этом… в холодильнике… Не выбрасывать же его зря! Тем более раз он не человек!
Я немного подумал. Ну, а почему бы и нет? Все эти мыши и кролики осточертели, но ведь прошло уже почти пятьдесят лет с тех пор, как исчезло открытое небо, а с ним и пастбища, и, кроме них, есть больше нечего. Теперь, когда я представил себе чужака, он показался мне упитанным и аппетитным.
Впрочем, к этой проблеме можно вернуться и позже. Я лениво протягиваю руку и нащупываю кнопку контроля последнего источника света — электрокамина.
— А он не сказал, откуда он? — спрашиваю я.
— К сожалению, — слышится ее приглушенный голос, — я забыла его спросить.
В задумчивости беру свой стакан. Там еще есть — на донышке, и я делаю глоток. Странно, с чего этот чудик взял на себя труд явиться к нам? Добро бы в прежние годы — над Землей тогда простиралось открытое небо, так почему бы инопланетянам и не садиться в своих ракетах? Но этот! Приперся из такой дали — черт-те откуда — и зачем? Чтоб превратиться в кастрюлю бульона и снабдить нас небольшим запасом металлолома и батареек? Думаю, чинуши бы с ним охотно потрепались. И не только потому, что он с ними согласен насчет теплососов и прочего, нет, они просто вообще такими штуками интересуются. Скучный народ — только и делают, что издают всякие распоряжения… Само собой, мы-то на них — ноль внимания.
И все же…
А впрочем, на фига мне утруждать голову такой чепухой? Да будь теплососы опасны, разве стали бы их изобретать? Верно?
Я ставлю стакан и выключаю камин.
Теплая и притихшая Танди лежит рядом… но хоть она и затаилась, вы можете держать пари, сна у нее — ни в одном глазу…
Айзек Азимов
(США)
Памяти отца
Невероятно! Неужели не знаете? Ну, вот видите! Я был уверен, что слышали. Конечно, я охотно расскажу вам об этом, если вы так настаиваете. Сам я очень люблю эту занятную историю, но, к сожалению, не всегда находятся слушатели. Представьте, мне даже как-то посоветовали держать язык за зубами, потому что это якобы расходится с теми легендами, которыми обрастает имя моего отца. И все же, согласитесь, правда дороже, не говоря уже о нравственности. Иной раз вот так потратишь свою жизнь на удовлетворение собственной любознательности и совершенно неожиданно и безо всякого на то усилия вдруг обнаружишь себя благодетелем человечества.
Сколько я помню отца, физика-теоретика по профессии, его всегда интересовала проблема путешествий во времени. Не думаю, чтобы он когда-нибудь задавался вопросом, что значат эти хронопутешествия для простого смертного. На мой взгляд, его просто интересовали математические связи, управляющие вселенной.
Начну с того, что отец был беден, это, вообще говоря, естественно для профессора университета. И, однако, он случайно разбогател. В последние годы перед кончиной он был так баснословно богат, что хватит и мне, и моим детям, и внукам, вместе взятым, — да вы и сами это видите.
В его честь установили даже несколько памятников. Самый старый стоит на холме — там, где было сделано открытие. Кстати, его видно из окна. Разобрали надпись? Вы стоите не совсем удачно. Ну ничего!