— Но это не только дом и ваша репутация, Джеймс, — поддержала сестру Энни. — Это куда больше. Вы подвергаете себя реальной опасности. Господи, с вами может случиться все, что угодно, вплоть до того, что кто-то попытается убить вас! Возможно, тот самый человек, который убил герцога.
Джеймс открыл дверь гостиной, и они вошли. Он позвал дворецкого и распорядился о чае. Кейт опять спряталась за выступ стены, когда дворецкий прошел мимо на кухню.
Когда за ними захлопнулась дверь гостиной, Кейт беспомощно выдохнула и прислонилась к стене. Она ощущала боль. Физическую боль. Лили и Энни только что описали все те страхи, которые Кейт испытывала с тех пор, как они приехали в поместье Джеймса. Она разрушила его жизнь. Она виновата в том, что ему грозит опасность. Да, он хотел, чтобы она написала памфлет, но не думал, что все приобретет такой поворот. Он не мог не знать, насколько реальна опасность, которая угрожает ему и его собственности.
Кейт тоже была эгоистична. Так долго писала памфлет, вместо того чтобы закончить его как можно быстрее. Если бы она уехала до поездки на ферму, ни его дом, ни репутация не подверглись бы разрушению. Нет. Она не имеет права оставаться здесь. Ни минуты! Ни деньги, ни памфлет, ничто не имеет значения. Пришло время, уехать. Ради Джеймса!
Кейт потерла виски кончиками пальцев. Больше она не проведет с ним ни одной ночи. Она знает это. Это всего лишь глупая мечта. Мечта, которая рождала радость в ее сердце, но тем не менее глупая. Этого никогда не будет. Она должна подняться к себе, сложить те немногие вещи, что у нее есть, и уехать. Она всегда будет благодарить Джеймса за то, что он подарил ей эти несколько дней свободы, но она не может, не хочет больше подвергать его жизнь опасности.
Глава 26
Джеймс стоял на пепелище, с болью в сердце глядя на то, что осталось от его дома. Он поднял воротник и плотнее запахнул пальто. Запах сгоревшего дерева и дыма, казалось, навечно пропитал воздух. Джеймс постарался успокоиться. Да, говорил он себе, эта груда обгоревшего дерева и камней когда-то была его домом. Да, все основательно разрушено. Лили права, первый этаж еще подлежит восстановлению, но верхние этажи сгорели дотла. Окна разбиты и испачканы сажей и грязью, обгоревшие остатки стен, обугленные перекрытия… Что и говорить, зрелище неприглядное. Качая головой, он продолжал созерцать грустную картину.
Его городской дом. Его убежище. Место, где каждая пылинка что-то значила. Он криво усмехнулся. Но разве сейчас это имеет значение? Стиснув зубы, он не смог сдержать стон злости. Если бы пару недель назад кто-то сказал ему, что он будет стоять здесь и смотреть на остатки своего дома, Джеймс поднял бы его на смех. Но сейчас его охватило странное спокойствие. Это просто дом. Кейт смотрит в лицо смерти, ужасной смерти. Джеймс даже представить не мог, насколько это страшно. По сравнению с этим восстановление дома было едва ли больше, чем неудобство. Что значит дом по сравнению с человеческой жизнью?
Кейт уверена, что это она виновата в том, что случилось. Но на самом деле виноват он. Если бы он был осмотрительнее в тот день, когда они возвращались с фермы, никто не смог бы увидеть их. Он потерял бдительность, поэтому вся вина лежит на нем.
Джеймс поддел носком сапога камешек, и тот приземлился на груду сгоревшего дерева. Джеймс повернулся и направился к поджидавшей его карете.
— Контора Абернети, — сказал он кучеру.
Двадцать минут спустя Джеймс уже сидел в кресле перед письменным столом адвоката.
— Абернети, хоть вы можете порадовать меня? Есть хорошие новости? — с надеждой спросил Джеймс. — Я совершенно без сил. Ехал всю ночь, чтобы успеть на эту встречу.
— Вы уже были там? — не отвечая на вопрос, поинтересовался Абернети с напряженным выражением лица. — Видели…
— Мой городской дом? Да. — Джеймс кивнул. — Но не волнуйтесь, управляющий уже все осмотрел. Скоро начнутся восстановительные работы.
— Рад слышать. — Абернети положил на стол толстую пачку бумаг и водрузил на нос очки. — Как чувствует себя ее светлость?
— Соответственно обстоятельствам, — уклончиво ответил Джеймс. — Есть новости от Хортона?
— К сожалению, пока нет. — Абернети нахмурился. — Он отменил нашу встречу, намеченную на пятницу, сославшись на то, что ему необходимо еще раз съездить в Маркингем-Эбби для более тщательного опроса свидетелей. Я надеюсь, к нашей следующей встрече он приготовит нечто существенное.
Откинувшись на спинку кресла, Джеймс закинул ногу на ногу.
— А как обстоят дела с судом?
— Лорд-канцлер назначил первое слушание сразу по окончании новогодних каникул. То есть после Двенадцатой ночи[3]
.Джеймс кивнул.
— А что говорят в свете?
— Полагаю, вы читали газеты? — глядя на Джеймса поверх очков, спросил Абернети. — Ничего хорошего, хотя у вас есть несколько доброжелателей, и они упорно защищают вас.
— Собственно, я ожидал… — Джеймс пожал плечами.
— Есть кое-что еще. — Абернети кашлянул, скрывая неловкость.
— Что? — Джеймс нетерпеливо потянулся к нему.