Скандал в Институте благородных девиц

Полагаю, что Кристоф проклял момент, когда решил угостить поссорившихся сестричек чем-то поприличнее свиных сосисок с уличного лотка. Должна сказать, что запах от чана, где плавали сосиски, шел восхитительный — как пробрался в окошко кареты, так слюнки потекли.

— И чем все закончилось? — полюбопытствовал он.

— Чем обычно заканчиваются похороны? — резко отозвалась я. — Замуровали в склеп, и если даже она очнулась, то родственники уже разбежались.

Не хватало, чтобы Иветта припомнила, что потом дух бабули три месяца летал в поместье Вермонтов и скандалил из-за белого цвета савана. Она завещала похоронить в красном, чтобы доставить деду удовольствие.

— Как профессиональный законник, могу с уверенностью заявить, что у обычных людей они, как правило, заканчиваются вскрытием завещания и судом… Кхм…

Поддержал, называется, беседу! Светский лев, чтоб его разобрало проклятьем… Ой! Святые угодники, не надо его ничем разбирать! Даже насморком. Нам еще Иви везти в пансион на другой конец Аскорда!

— Хорошо! — Я отложила вилку и обратила взор на сестру. — Что ты собираешься изучать в замшелом институте? Иностранные языки с акцентом западных провинций? Изящную словесность?

— Нет, одного Бевиса Броза в нашей семье достаточно, — скривилась Иветта. — Я пойду на законоведческое отделение.

Я многозначительно покосилась на Кристофа, намекая, что уважительный кивок определенно был лишним.

— Семейное право — скучнейший предмет, — объявила я, — особенно если с преподавателем не повезет.

— Я бы с этим поспорил… — попытался защищаться законник, хотя сам прекрасно понимал, что преподавательским талантом святые угодники его обделили.

— Ничего, — с вызовом изогнула рыжую бровь Иви, — выучу! А потом осужу у дядьки поместье Вермонт.

— Отсужу, — поправил Ленар.

— Ага! — с азартом согласилась она. — Все у всех отсужу, никому ничего не оставлю!

В предместья мы добрались уже в темноте. Дэниар предупредил директрису, что мы возвращаем беглянку, и едва экипаж остановился напротив высоких кованых ворот, как привратник распахнул створки. Сразу припомнилось, что у нас в институте дядьку Дрю было невозможно дозваться. Сколько раз кареты разворачивались и возвращались в Осно, чтобы утром взять штурмом неприступную крепость с благородными девицами.

Миновав темную аллею, мы остановились напротив парадной лестницы с колоннами, озаренной ярким фонарем. Не было никаких сомнений, что магический камень под стеклянным колпаком менялся ежедневно. Здесь, в отличие от провинциальной дыры, никто не ждал, пока он перегорит, засыпав лампу едким пеплом. И потом еще неделю не упрашивали разнорабочего вложить новый камень, чтобы ночью никто не свернул шею на лестнице. Помню, когда я впервые оказалась в пансионе, меня подкупил именно педантичный порядок в мелочах.

С той же педантичностью, но уже не восхищавшей, а злившей, сидя на краешке кожаного дивана, в течение получаса директриса чихвостила Иветту за неуступчивый нрав и отвратительные манеры.

— Ваша сестра совершенно неуправляема, — некрасиво поджимая губы, объявила она. — Безответственна, непослушна. По ночам она читает любовные романы! Понимаете? Не классическую прозу, а Бевиса Броза! «Белоснежку и семь рыцарей»!

— Ты читала «мужиконедельку»?! — охнула я, повернувшись к сестре, низко опустившей голову.

— Ну, не только же ее писать… — Убоявшись ментальной оплеухи, Иветта совершенно скукожилась на кожаном диване и спрятала ноги в истоптанных ботинках. Однако мама нас учила, что пользоваться колдовством на людях, даже если это самое колдовство слабенькое, считалось дурным тоном. Если отвешивать подзатыльники с помощью магии, то уж за закрытой дверью. Впрочем, самой матушке это никак не мешало отправлять за нами карающие розги. Бывало, прилетит плетка в спальню и давай жалить.

Мама являлась сильным магом, унять заколдованную ею вещь было почти невозможно, приходилось ждать, пока сжалится гувернантка и потушит колдовство. Я говорила, что гувернантка нам досталась исключительно раздражительная и мстительная? В общем, в детстве мы боялись розог, матушку и активно недолюбливали гувернантку. Однажды я спрятала все плетки и даже своровала из конюшни хлысты…

— Вещи вашей сестры уже собраны в дорожный сундук, — вернула меня в реальность директриса.

— Простите? — чуть не поперхнулась я на вдохе. — Что значит, дорожный сундук? Вы выгоняете Иветту из пансиона?

Видимо, поэтому нам не предложили даже водички, хотя после выслушанных гадостей у меня пересохло во рту. Не от стыда, а от яростно сдерживаемого желания ответить.

— Не выгоняем, а отчисляем, — огладила она юбку на коленях. — Точнее, уже отчислили.

— По какой причине? — мягким голосом вымолвила я.

— А чем, по-вашему, я занималась половину часа? Объясняла причины, по каким ваша сестра больше не может находиться в пансионе. Она подает плохой пример девушкам.

Поджав губы, я покосилась на сестру. В разноцветных больших глазах Иветты светилась незамутненная радость оттого, что ее погнали метлой из стройных рядов благороднейших девиц.