Скандал в личной жизни

Не стоит и говорить, что Клементина ожидала совершенно другого. Сначала она испытывала трепет, замечая свои фотографии в блестящих журналах. В конце концов, к ней пришел успех. Ну, может не полный, не что-то из ряда вон выходящее, но это ведь только начало. Ее снимки печатались в «Моде» и «Космополите». Телефон Артура звонил непрерывно, если не с предложением сняться на обложке то, по крайней мере, с просьбой, не сможет ли она участвовать с другими девятью девушками в рекламе джинсов. Но возбуждение быстро померкло. Съемки были совершенно одинаковы – длинные, утомительные, нудные. И она совсем не отличалась от других фотомоделей, в других журналах. Ничто не могло ей помочь выделиться из толпы.

Клементина была далека от того, чтобы самой решать свою судьбу. Она по-прежнему не могла позволить себе толстых нежных бифштексов. Ну, конечно, она писала домой Алекс и Меган так, чтобы было похоже, будто у нее есть все, чего она когда-либо желала, но то были просто слова, так, для эффекта. Давным-давно, она поняла, что никто не станет слушать, если у тебя нет никакой захватывающей информации. А ей так сильно хотелось, чтобы к ней прислушивались, что небольшое преувеличение не являлось преступлением.

По крайней мере, Артур стал настоящим утешением.

– Не торопись, надо время, – говорил он почти каждый день.

Время. Как будто ее лицо навсегда останется гладким и нежным. Как будто она сможет пережить ночи в ванной, когда приходится вызывать рвоту, чтобы съеденный кусок шоколадного торта не обезобразил живот на следующее утро. Как будто люди будут целую вечность ждать, пока она станет знаменитой, как обещала, а не станут ухмыляться и говорить: – Ха! Я всегда знал, что она – мыльный пузырь.

– Ты добьешься своего, – так уверенно и спокойно говорил Артур, что ей хотелось поймать его на слове.

Она верила ему, потому что у нее не было выбора, потому что она отказалась от привычной жизни, матери, лучших подруг, даже любви. Две недели назад Клементина окончательно порвала с Коннором. Он сказал, что снова прилетит, и Клементина поняла, что пришло время высказать ему свои чувства.

– Я думаю, не стоит этого делать, – заявила она.

– Почему?

Клементина свернулась калачиком у телефона в спальне и глубоко вздохнула.

– Думаю, мы просто попрощаемся, Коннор. Между нами уже давно все кончено. Пора прекратить дурачить друг друга.

Коннор долго молчал, и Клементина с удивлением заметила, что как в начале, так и в конце отношений присутствуют одни и те же физические ощущения, как будто это две стороны одной медали. Сердце тяжело билось в груди, ладони вспотели. Она нервничала, причиняя ему боль точно так же, как и когда знакомилась с ним. Наконец, Коннор заговорил.

– Если бы я был звездой, – мягко произнес он, – все было бы по-другому.

– О, Коннор, нет. Я люблю тебя ради тебя. Просто нам стало трудно быть вместе. Мы слишком далеки друг от друга.

В трубке снова установилась тишина, а минуту спустя, Клементина услышала мягкий щелчок, когда он повесил трубку. Скатилась всего одна слеза прежде, чем Клементина выбросила Коннора из головы. Все к лучшему. Все должно быть к лучшему.

Или мир звезд, или ничего. Она сделает все – откажется от любви, выдержит пятичасовые съемки без жалоб, перекрасит волосы, будет глотать таблетки для похудения, вызывать рвоту – вот, что потребуется для успеха.

Для этого потребовалось появиться в подобном притоне. Клементина уставилась на ветхое серое здание в не слишком уютном районе города, потом взглянула на адрес, зажатый в руке. Да, все совпадает.

– Выставка для «обычной одежды» Шпильмана, – сказал ей Артур.

– О, только не еще один каталог, – простонала Клементина. Она переодевалась уже в такое большое количество нарядов, что казалось, это длится всю жизнь.

– Да, еще один каталог.

И, конечно же, она здесь. Артур был шефом. Он – хороший продюсер. Почти каждый день он находил ей работу. Артур нашел ей хорошенькую квартиру в верхней части города, намного лучше, чем лачуга в Бруклине, где она жила целых полтора года после переезда в Нью-Йорк. Он был в придачу и хорошим другом. Именно Артур говорил слова утешения, когда она впадала в меланхолию, тоскуя по подругам, оставшимся в Калифорнии, или упускала возможность, осчастливив других манекенщиц.

Клементина улыбалась, вспоминая как она посчитала его сексуальным извращенцем в первый день знакомства. Ничего себе, извращенец. Он ни разу не поцеловал ее, хотя она знала, что ему хотелось это сделать. Давным-давно она научилась читать желание в глазах мужчин. Но Артур никогда не позволил себе ничего лишнего. Они были хорошими друзьями, часто смеялись вместе, у них великолепные деловые отношения, и, возможно, он боялся разрушить все это. Иногда Клементина испытывала к нему благодарность. После Коннора, ей был нужен воздыхатель. Иногда Клементина думала, что его губы, прижатые в поцелуе к ее устам – именно то, что ей нужно для того, чтобы эта чертова борьба имела смысл.