Скандал в личной жизни

Клементина вошла в дом и огляделась. Было темно, дом освещался единственной тусклой лампой вверху лестницы и пасмурным дневным светом, проникавшим через щель под дверью.

– Мисс Монтгомери, это Вы?

Она взглянула наверх и в мужчине и женщине, стоявших на верхней площадке, признала владельцев «обычной одежды» Шпильмана. Женщина улыбнулась ей.

– Я понимаю это не совсем то, к чему Вы привыкли, но мы только начинаем, и это лучшее, что мы можем позволить. В качестве студии мы используем две смежные комнаты здесь, наверху.

Клементина проглотила последние остатки гордости и улыбнулась в ответ.

– Все прекрасно, – ответила она, поднимаясь по лестнице. Здесь была работа, а только это и имело значение. Ни тараканы, деловито снующие под ногами, ни малопривлекательная обстановка, ни снисходительный взгляд, которым ее удостоил мистер Шпильман, как будто он делал ей величайшую услугу, позволяя устраивать маскарад в его одеждах в этой чертовой дыре – ничто не имело значения. Только работа.

Семь часов провела Клементина в этой жалкой дыре, позируя во всех видах одежды – от вечерних платьев до нижнего белья. Одежда была не слишком ужасной, но и ничего свежего. Шпильманы выпустят еще один, отсылаемый по почте каталог, подобно тем, что 99 % американцев сразу же выбрасывают на помойку.

Клементина сидела, стояла на коленях, улыбалась, притворялась, что бросает береговой сигнальный шар перед размалеванным фоном, который ни кого не введет в заблуждение. Они платили ей, точнее, они платили Артуру, который платил ей за вычетом своих 15 %, сорок долларов в час, итого 280 долларов, 238 предназначены ей, подсчитала в уме Клементина со скоростью женщины, для которой деньги означают все. В полночь, когда они, наконец, закончили, она снова переоделась в свою одежду. Все кости ломило, желудок постоянно требовал пищи, а рассудок мечтал о других словах, помимо «повернитесь» и «улыбнитесь», «нет, не так», и Клементина подумала даже, достаточно ли ей заплатили.

Шпильманы и их фотограф пригласили ее выпить кофе, но Клементина отказалась. Ей хотелось лишь взять такси, поехать в свою новую квартиру на Верхней Западной Стороне, приготовить огромнейший сандвич, с индюшкой, а потом часами отмокать в ванне.

– Вы закроете, уходя? – спросила миссис Шпильман.

– Да, конечно.

Они ушли. Клементина собрала свои вещи, закрыла все четыре замка студии, выйдя из нее, и спустилась по лестнице. Она почти подходила к дверям, когда услышала скрип половин сзади.

Клементина медленно обернулась, или, по крайней мере, ей так запомнилось. Он стоял прямо за ее спиной, темные волосы закрывали глаза, усы скрывали рот, а в грязных руках блестел нож.

– Что, что Вам надо?

Он сделал шаг вперед и Клементина уловила запах сточных труб, исходивший от одежды. Ее взгляд метнулся вверх по лестнице позади мужчины, потом по сторонам. Она незаметно отодвигалась к двери, пока не коснулась ее. Клементина быстро повернулась и попыталась удрать, но он настиг ее прежде, чем она успела повернуть ручку. Он отшвырнул Клементину к стене и приставил нож к горлу.

– Думала ускользнуть как змея, верно? – ухмыльнулся он.

Не плакать, повторяла про себя Клементина. Что бы не случилось, не позволять ему видеть, как ты плачешь.

Он улыбнулся, обнажив желтые зубы. Не хватало одного переднего.

– Я видел, как ты вошла. Манекенщица, да?

Клементина ничего не ответила и сосредоточенно рассматривала стену позади него, пятна крови или краски, оставленные кем-то на ней.

– Отвечай! – заорал он, тряся ее.

– Да.

Он снова улыбнулся. Отступил назад с ножом, по-прежнему выставленным перед собой и оглядел Клементину.

– Неплохо. Не Мерелин Монро, но ничего.

– Что Вам надо? – спросила Клементина. – У меня мало денег с собой, но Вы можете взять их. Берите и уходите.

Он поднял ее сумочку и взял из бумажника несколько банкнот. Вытащил несколько кредитных карточек и тоже забрал.

Потом вновь приблизился к Клементине и провел тупым концом лезвия по ее щеке. Лезвие было холодным как лед, и Клементина закрыла глаза.

– Никогда не имел раньше манекенщиц, – процедил он сквозь зубы.

Прижал колено к ее ноге, и Клементина открыла глаза. Ей показалось, что тысячи муравьев поползли по телу, ее охватила жуткая дрожь, а в голове появился какой-то странный, напоминающий тонкий свисток звук.

– Как тебя звать? – спросил он.

Свист становился все громче, а дрожь сильнее. Она попыталась поднять руки, чтобы ударить его, сделать что-то еще, только не стоять так, позволяя ему прижиматься к ней своей тошнотворной ногой, но, не считая дрожи, она была парализована.

– Имя, черт тебя подери! Как тебя зовут?

Клементина открыла рот, но не вымолвила ни слова. Он отвел нож назад и нанес удар в плечо. Боль разорвалась внутри, спустилась вниз по руке к кончикам пальцев. Она вскрикнула, при виде крови, льющейся из раны и капельками Падающей на пол, но он свободной рукой зажал ей рот.

– Как твое дерьмовое имя?

Слезы текли по щекам Клементины. Кружилась голова, и она подумала, что для одной раны слишком много крови.

– Джейн, – прошептала она, – Джейн До.