Скандальный

– Уже пять минут восьмого, – он глянул на свои Rolex. – Если понадоблюсь, мой номер телефона записан на дверце холодильника. Под ним номера Камилы, моей мамы и Сони – психотерапевта Луны. Перед сном ей нужно почистить зубы, лампа у нее в комнате остается включенной всю ночь, а еще ей нужно прочесть на ночь сказку, которую она выбирает в библиотеке в соседней комнате. Еще есть вопросы?

Соня? У меня был вопрос, но он не имел отношения к Луне. Он заключался в том, что «срань господня, ты что, правда трахаешь терапевта дочери?».

– Ты точно пойдешь?

Между строк скрывался вопрос: неужели ты меня не хочешь? Глупо. Жалко. Бездумно. С чего Тренту Рексроту меня хотеть, да и какое это вообще имеет значение? Я выпускница старшей школы с дырой в сердце и проблемами, больше меня самой, а он… он был противоположностью тому, что мне сейчас было нужно.

– Назови хотя бы одну убедительную причину не идти, – невозмутимо ответил он и, не сводя глаз с часов, убрал бумажник и ключи в задний карман джинсов.

– Ты не хочешь идти.

– Ты не знаешь, чего я хочу.

– А ты сам знаешь?

Трент поднял на меня оценивающий взгляд и усмехнулся.

– Кстати, у меня в квартире больше скрытых камер, чем татуировок, пирсинга и венерических заболеваний у твоего Бэйна – приятеля по потрахушкам, так что не лезь в мои дела, – прошипел он так тихо, что его дочь, скорее всего, не смогла услышать.

Он подошел к Луне, поцеловал ее в макушку и, сказав, что любит, ушел.

А я осталась стоять с отвисшей челюстью, утопая в восхитительной темной энергии, которую он за собой оставил.

* * *

Я заказала пиццу.

Маленькие вспышки бессмысленного протеста были моей отличительной чертой. Я часто чувствовала себя жителем оккупированной Европы времен Второй мировой войны. Кому не хватало храбрости присоединиться к сопротивлению, но кто не мог окончательно склонить голову перед злом. Я сама расплатилась за пиццу, хотя Трент оставил на всякий случай несколько купюр на столе. И разрешила Луне выпить газировки.

Потому что содовая заставляла ее улыбаться.

Она даже рассмеялась, когда мы стали пускать в газировку пузыри.

А когда я призналась, что объелась до тошноты, но пицца оказалась такой вкусной, что я бы даже съела то, чем меня вытошнит, глаза Луны заискрились под стать улыбке.

После ужина я добавила полторы ложки сахара в органический, не содержащий сахара замороженный йогурт и принесла его в гостиную, где мы смотрели «Истории Райли»[19]. Я была на девяносто девять процентов уверена, что сериал был ей не по возрасту, но он увлек нас обеих. На часах перевалило за восемь вечера. Я обходила правила Трента, потому что он первым их нарушил. Нарушил в тот день, когда сломал дорогущие туфли моей матери. Когда согласился принять меня на работу. Нарушил, когда приказал мне сесть в машину, в то время как я отдыхала с друзьями, и запретил мне заниматься сексом с Бэйном, и еще множество раз, которые даже считать не хочу.

Когда мы досмотрели сериал и стали неспешно приходить в себя после пищевой комы и сахарной лихорадки, Луна, сидевшая рядом в кресле из темно-коричневой кожи, повернулась ко мне и с улыбкой уставилась на мою грудную клетку.

– Что случилось, Микроб? – нахмурилась я.

Девочка указала на мою шею, и я опустила глаза.

– Это?

Я коснулась пальцем ракушки на моем ожерелье из черного шнурка и раковины темного церициума[20]. Внешне и на ощупь она напоминала кинжал. Луна закивала и похлопала ладонью по бедру. Ей хотелось ее потрогать. Я сняла ожерелье с шеи и положила в ее ладошку.

– Только осторожно. Она острая.

Девочка коснулась пальцем кончика ракушки и резко вдохнула.

– Как-то раз я бегала по песку, оставив шлепанцы в машине, потому что день был жаркий, и напоролась на что-то. Оно так глубоко впилось мне в ступню, что даже связки было видно. Я подняла эту острую штуковину и не могла поверить, как такая красота могла причинить мне столь сильную боль. Поэтому решила ее сохранить. Ведь порой то, что мы любим больше всего, заставляет нас плакать.

Недоверчивое выражение лица девочки вызвало у меня смешок.

– Ты когда-нибудь плавала в океане? – спросила я.

Что-то подсказывало мне: я уже знала ответ на этот вопрос. Луна замялась на мгновение и пожала плечами.

– Я так понимаю, это значит «нет», – конечно же, нет. – А хотела бы?

Луна вновь пожала плечами, но совсем иначе. В первый раз ее жест был полон разочарования и обиды. Плечи опустились вниз. Во второй раз она пожала плечами мечтательно. Может быть, это все мои домыслы, но я хваталась за каждую мельчайшую деталь, как за спасательный круг. В конце концов, порой такие детали были единственным, что мне удавалось вытащить из Тео.

– Хотела бы, если бы я отвела тебя? Если бы… поучила тебя? – выпытывала я, чувствуя, как кожа пылает под ее напряженным взглядом.