На окнах, выходивших на улицу, не было портьер. На полу лежал старинный восточный ковер. Перед камином стояли удобные низкие диваны, покрытые белым полотном. Мягкий свет настольной лампы падал на глубокие кресла с цветной обивкой, расположенные в углах гостиной. Стол был завален последними книжными новинками и свежими журналами. На полу возле камина стояла огромная плетеная корзинка викторианских времен, доверху наполненная фруктами и орехами.
Взяв у Кик пальто и повесив его, Малтби легонько подтолкнул ее в направлении кухни.
Синие стены кухни были цвета веджвудского фарфора, деревянный пол – медово-желтым. Ярко блестела начищенная медь старинной кухонной утвари, а из сине-белых фаянсовых цветочных горшков с рамы широкого застекленного потолка свешивались стебли декоративных растений; в центре комнаты стоял громоздкий стол с массивной столешницей, в углу – огромная черная плита. Другие стены украшала темно-синяя декоративная утварь.
Кик уловила аромат лимонного чая, запах мастики для полов и чего-то пригоревшего.
– Черт побери, – пробормотал Лионель, поспешив к плите: из духовки явно тянуло дымком. Схватив кухонную варежку, он рывком открыл дверцу, с возгласом досады вытащил противень и швырнул его на стол. Четыре пригоревших кусочка упали на пол.
– Вафли, – простодушно пояснил он. – Бывшие вафли, а теперь угли.
Глянув на черные квадратики, Кик узнала в них некогда замороженные продукты.
– Разве вы умеете готовить?
Малтби хмыкнул:
– Как видите. Кик осмотрелась.
– Ваша кухня – мечта гурмана.
– Досталась мне вместе с домом.
– Где остатки ваших вафель? – спросила она, поглядев на высокий холодильник. – Давайте-ка я покажу вам, как это делается.
Открыв морозильник, Малтби протянул Кик начатую коробку. Кик успела заметить, что морозильник битком набит аккуратно завернутыми пачками мороженых продуктов.
Разогревая вафли и процеживая кофе, Кик нетерпеливо ждала, когда Малтби закончит разговор с владельцем зимнего бассейна, расположенного где-то поблизости. Наконец на столе появились изящные тарелки в синеватую крапинку и чашки; завтрак был подан.
Час, отведенный Кик, истекал. Сделав глоток кофе, она поставила чашку и спросила:
– Не начать ли нам?
Малтби, сидевший напротив, тоже отпил кофе и бросил взгляд на часы.
– Прошу прощения за этот звонок. Больше никто нам не помешает, обещаю.
Кик вынула из сумочки диктофон и пристроила его на столе рядом со своей чашкой. Включив его, она обратилась к Малтби:
– Не могли бы вы объяснить мне, почему оскорбили Барбару Уолтерс?
В этот момент Малтби поднес ко рту чашку горячего кофе. Едва не подавившись, он закрыл рот рукой и поставил чашку на стол. Успокоившись, он разразился хохотом.
– Вы меня ни с кем не спутали? – спросил он, потянувшись за салфеткой.
Кик, стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, уставилась на него. Сердце у нее колотилось.
– Я обещала придерживаться в ходе интервью требований, выдвинутых вашим агентом, но он не запретил мне спрашивать об этом инциденте.
– Требований? – нахмурившись, переспросил Малтби. Он так же внимательно смотрел на Кик, как и она на него. – Кто вам сказал, что я выдвигал какие-то требования в связи с этим интервью?
– Ваш агент через моего редактора, – сообщила Кик.
Малтби откинул голову и рассмеялся:
– Ох уж эта парочка! Это все игры, в которые они играют. Не обращайте на них внимания. Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем пожелаете.
– Вы серьезно? – еле вымолвила она. – И никакого ограничения времени?
– Никакого, Кик, – сказал Малтби, поднимаясь. – Начинайте. Только захватим к камину кофе, и я расскажу вам историю с Барбарой Уолтерс, а может, и не только ее.
Захватив свои вещи, Кик последовала за ним в гостиную, где удобно устроилась на одном из диванов. Когда Малтби поднес спичку к сложенным в камине дровам, она взглянула в окно:
– Смотрите, снег пошел!
За широкими окнами медленно кружились густые хлопья снега. Вода в проливе стала еще темнее.
Бросив взгляд в окно, Малтби принялся ворошить поленья. Когда огонь занялся, Кик почувствовала странную ностальгию. Всего лишь несколько раз в жизни она бывала там, куда ее так тянуло, в местах, не похожих ни на что другое и заставляющих думать, что в подлунном мире нет ничего, подобного им. Но эти места не наполняли ее покоем и счастьем, а оставляли по себе глухую тоску. Именно это нашептывала она, когда шла по Лондонскому мосту, окутанному туманом, когда лунной летней ночью одна стояла перед Собором Парижской Богоматери. И теперь, сидя в этом прекрасном доме, рядом с которым не было ничего, кроме деревьев, воды и снега, видя напряженный взгляд и сдержанную улыбку этого человека, Кик снова ощутила то же самое – словно ей хотелось чего-то большего.
Ей хотелось понравиться Лионелю Малтби, хотелось, чтобы он оценил ее.
„Странное состояние, – заметил тихий, застенчивый голос, донесшийся из глубин ее подсознания. – Будь осторожна, тебя ждет работа".
Малтби сидел на диване напротив Кик.