Я думал о том, сколько времени Марта здесь пролежала. Судя по ее виду, она умерла уже давно. Я перешагнул через Марту и прошел в кабинку туалета. Свет туда проникал через двойное окно. Окно помещалось в нише. Внешняя рама была по крайней мере вдвое больше. Обе рамы были распахнуты: внутренняя — настежь, а наружная — лишь наполовину. В нижней части внешней рамы торчал согнутый гвоздь. Очевидно, ее не полагалось открывать. В нише окна лежали дамские сапожки. Я взглянул на Марту. На ногах у нее ничего не было. На это я раньше не обратил внимания. Великолепный из меня выйдет следователь! Она, очевидно, пролезла в окно и оставила здесь сапожки. Я снова перешагнул через Марту. Едва я успел закурить вторую за день сигарету, как явилась полиция.
Широкоплечий здоровяк средних лет со светлыми, коротко подстриженными волосами осторожно спускался по винтовой лестнице. За ним шли еще двое. Один — длинный и тощий, с красноватым лицом. Все у него было длинное и узкое. Он шел, согнувшись, чтобы не удариться обо что-нибудь головой. Рукой он все время придерживал козырек своей фуражки. Другой был маленький и толстый. У него было широкое лицо, и он постоянно улыбался. Они остановились у двери, ведущей в мужской туалет, и уставились на Марту. Здоровяк нагнулся над трупом и буркнул:
— Задушена.
Долговязый встал на цыпочки и широкой дугой изогнулся над начальником. Толстый по-прежнему улыбался. Потом здоровяк выпрямился, крутнулся на месте и протянул мне руку.
— Комиссар Бюгден.
Рукопожатие было необыкновенно мощным, так что ответить тем же у меня не вышло.
— Турин.
— Это вы ее нашли?
— Я.
— Вы знаете, что с ней случилось?
— Нет, откуда?
— Здесь спрашиваю я.
— Да, похоже, — констатировал я. — Но я знаю, кто она. Ее зовут Марта Хофштедтер, и она преподает историю литературы.
— Преподавала,— поправил Бюгден.
Он начинал меня раздражать. Типичный полицейский — одни мускулы. Он наслаждался своим устрашающим видом и весь светился самодовольством.
— Вы никогда не слышали об употреблении настоящего времени в значении прошедшего? — спросил я.
Некоторое время он пристально смотрел на меня из-под лохматых светлых бровей. Я ему явно не нравился.
— Выбирайте выражения, молодой человек, — сказал он.
— Сами выбирайте выражения, я последую вашему примеру, — отрезал я.
Его дубленая полицейская физиономия стала медленно наливаться кровью. Два других полицейских стояли рядом и глазели на нас. Толстяк довольно ухмылялся.
Комиссар отвернулся и бросил долговязому:
— Ладно, поднимись и вызови ребят. Пусть возьмут с собой всю аппаратуру.
Долговязый стал пригнувшись подниматься по лестнице, по-прежнему придерживая фуражку за козырек. Комиссар шагал взад-вперед по туалету. У него явно не было желания со мной общаться. Пошагав немного, он вдруг повернулся ко мне.
— Вы тут ничего не трогали?
Я покачал головой. Он заходил снова. Толстяк следил за ним, лучась улыбкой.
— Вы позвонили прокурору Брубергу? — спросил я.
— Зачем?
— Думаю, это происшествие его заинтересует.
— Почему вы так думаете?
Он задавал вопросы быстро и отрывисто. Голос полностью соответствовал внешности — густой и рокочущий, словно гремела тяжелая артиллерия. Его наверняка до смерти боялись мелкие воришки и угонщики машин.
— Потому, что его интересует, кто отравил Манфреда Лундберга, — ответил я. — Меня не удивит, если эти убийства окажутся связанными между собой.
— Почему вы так думаете? — повторил он.
— Марта Хофштедтер сидела в «Альме» за тем самым столом, где отравили Манфреда Лундберга.
— Это все?
— По-моему, вполне достаточно, — хмыкнул я.
— До этого мы уже сами докопались. — Он постучал указательным пальцем по лбу.— Вчера я присутствовал на следственном эксперименте в «Альме».
— Какого черта вы тогда спрашиваете, кто она такая? — взорвался я.
— Полегче, — буркнул Бюгден. — Здесь спрашиваю я. Вы только отвечаете.
Он словно наслаждался тем, что он начальник.
— Может быть, вам лучше покончить с вопросами и хоть немного поработать? — спросил я.
Бюгден не обратил на мои слова ни малейшего внимания.
— Похоже, она проникла сюда через окно, — заметил я. — Обе рамы открыты.
— Это вы бросили здесь окурок? — спросил он, подтолкнув его ногой.
— А если его бросил убийца? — съязвил я. — Разве можно так обращаться с вещественными доказательствами?
— В таком случав вы и есть убийца, — с довольным видом заявил Бюгден. — Эта сигарета потухла всего несколько минут назад.
— Тем более я не могу быть убийцей, — возразил я. — С тех пор, как ее убили, прошла уже уйма времени.
— Откуда вы знаете? — окрысился он. — Кстати, из этого все равно не следует, что вы не убийца.
Наверное, так мы могли бы препираться бесконечно. Ему это явно доставляло удовольствие. Вероятно, он родился отъявленным спорщиком. Но мне эти препирательства до чертиков надоели.
— Послушайте, комиссар, вы далеко пойдете! — заметил я.