— Следственный эксперимент? — переспросил Хилдинг. — Ах да, этот милый спектакль! Ну что ж, все это было весьма любопытно. Забавный народ эти сыщики. Они все делают очень основательно и с такой трогательной серьезностью. Но в конце концов начинают действовать на нервы.
— Никаких результатов?
— Никаких,— подтвердил он.— Но, надо полагать, их никто и не ожидал. Кроме брата Эрнста, наверное.
— У него есть брат? — удивился я.
— Харалд Бруберг — прокурор. Он ведет это расследование.
Хилдинг вдруг рассмеялся.
— Вечером я провожал Марту, — объяснил он, — от филологического факультета до «Каролины». Она сказала, что Харалд Бруберг похож на тапира. Неплохо подмечено. Ведь он действительно похож. Черт меня побери, если я хоть раз в жизни видел человека, похожего на тапира!
Он наслаждался сигарой с бесконечно довольным видом.
— Лично я не думаю, чтобы Манфреда кто-нибудь отравил, — сказал он. — Уверен, он сам наложил на себя руки.
Он усмехнулся. Не успел я решить, уместна или неуместна была в данном случае его шутка в адрес Бруберга, как он снова заговорил. И на этот раз совершенно серьезно.
— Жизнь Манфреда была невероятно скучна и уныла. И в один прекрасный день ему это надоело. Ведь Анна Лиза тоже может нагнать тоску. Я бы не выдержал так долго. Но Манфред был человек долга. И он боролся до конца.
— Ну а если…— сказал я.— Кто мог его отравить?
.— Не знаю, — хмыкнул Хилдинг.— Для меня это совершенно непостижимо. — Он затянулся, посмотрел на меня сквозь маленькое голубоватое облачко дыма и добавил: — А кроме того, мне это совершенно неинтересно.
Сделав последний глоток, он допил свою порцию. Но у меня еще оставалось.
— А был ли повод для убийства?
— Насколько мне известно, не было, — ответил Хилдинг.
— Ошибаетесь, — заявил я.
Он удивился.
— Что ты имеешь в виду?
Потом стряхнул пепел с сигары.
— Ведь он был ревизором в благотворительном обществе «Бернелиуса», — осторожно напомнил я и пристально посмотрел на него. Похоже, слова мои впечатления не произвели. Он только прищурил глаза под густыми бровями и мельком покосился на меня. Но не двинул и пальцем. И ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Я полагаю, это не намек? — спокойно спросил он.
— Отнюдь, — заверил я.
— Я совсем забыл, что ты бываешь у Бринкманов. А старуха уверена, что я последний негодяй. Но неужели она обвиняет меня в хищении денег?
Я понял, что сморозил глупость. Надо же быть таким идиотом!
— Спросите у нее, — сердито буркнул я.
— Непременно спрошу, — заверил он.
— Но старик относится к тебе с большой симпатией. Ведь у него сердце находится в желудке. И он до сих пор никак не может забыть про обед, на который ты пригласил его в ноябре. При одной мысли о том обеде у него текут слюнки.
Хилдинг расхохотался.
— Старик — прелесть. Он свалял большого дурака, женившись на этой старой карге. — Он выпустил облачко дыма и поднял брови. — А что собой представляет дочь?
— Хорошая девушка, — ответил я.
— Настоящая валькирия, — заметил он.
Теперь Хилдинг испытующе посмотрел на меня. Но на меня это тоже не произвело большого впечатления. Никаких причин смущаться у меня не было.
— Не берите меня на пушку, — посоветовал я Хилдингу.
Некоторое время мы снова сидели молча. Я взял еще пригоршню орешков и все жевал и жевал..
— В кассе благотворительного общества все деньги до последнего эре на месте, — сказал он. — Так что передавай привет фру Эллен.
Его голос звучал спокойно и сурово.
— Сами передавайте, — буркнул я. — Я вам не почтальон!
Наши стаканы наконец опустели. Мы встали и вышли из бара. Уже на площади Флюристорг, когда мы собирались разойтись в разные стороны, Хилдинг наклонился ко мне и сказал:
— Что, собственно, творится с прекрасными валькириями?
Он перешел улицу и направился к стоянке такси. Я некоторое время смотрел ему вслед. Вдали расплывалась коренастая фигура в пальто, узких брюках и ботинках на каучуковой подошве. У него было кольцо с печаткой на мизинце и ровные белые зубы, и от него в любое время дня и ночи исходил легкий запах одеколона.