Сказ о том, как тяжела попаданская доля (СИ)

— Можно. Ща я его к вам доставлю для приватной беседы.

Эредин не заставил себя ждать. Войдя в помещение, он бросил косой взгляд на Цири, потом подошел к Геральту и встал перед ним, приняв несколько вызывающую позу.

— Чего надо? — грубо спросил он ведьмака.

— Вот так бы и дал по этой эльфячьей наглой морде, — ведьмак, сузив глаза, со злостью посмотрел на Эредина.

— Так что тебе мешает? — с вызовом поинтересовался эльф.

— То, что я тебя позвал не затем, чтобы кулаки о твою рожу чесать. Но ты ж не можешь нормально, тебе обязательно надо с подвыподвертом и выходом на левую ногу. Никогда не мог понять, почему вы, эльфы, даже на ровном месте выебываетесь, как вошь на гребешке?

— Ни хрена себе на ровном месте. Наши потери по сравнению с вашими: три к одному, если считать нач.состав. И ваш Весемир уже обратно живой, а мы по-прежнему покойники. Имею я право побеситься по этому поводу?

— Могу тебя обрадовать. Цири хочет выбрать вторым кандидатом на воскрешение тебя.

— Вот это изумили, — с лица эльфа сползло надменное выражение. Он недоуменно моргал своими светлыми глазами, переводя взгляд с Геральта на Цири и обратно. Однако вскоре губы Эредина скривились в самодовольной усмешке, а во взгляде вновь засквозило высокомерие. — Я так понял, твоя дочура уже скучает по мне? — обратился он к ведьмаку, а затем снисходительно посмотрел на Цири. — А, Зираэль? Я ведь тебе еще с твоего первого посещения Тир на Лиа нравлюсь, ну признайся.

— Вообще-то я предпочитаю женщин! — выпалила Цири, которую задели слова эльфа и его снисходительный тон.

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, что такое настоящий мужик! — продолжал ухмыляться Эредин.

— Та-ак, — Геральт упер руки в боки. — Ща я одному присутствующему тут настоящему мужику эльфячьей наружности самое дорогое-то быстренько отчекрыжу. Слышь, твое ольховое величество, еще раз скажешь что-нибудь в таком тоне моей дочке, будешь остаток своей вечности королевские приказы фальцетом отдавать!

— Да ладно-ладно, — Эредин попятился от ведьмака. — Вы бешеная какая-то семейка. Что дочушка, что папашка — оба шуток не понимают. Что за привычка у вас дурацкая — сразу за меч хвататься. Прямо слова вам не скажи.

— Короче, ты слышал, — Геральт прервал бубнение эльфа. — Моя доченька хочет живого Эрединчика. А я, как любящий отец, потакаю ее капризам. Так что…

После этих слов перед мысленным взором Эредина всплыла картина: он сидит у дверей Каэр Морхена на цепи и при ошейнике, а Цири кормит своего подопечного Эрединчика объедками с ведьмачьего стола и чешет его за ушком, как собачку. Находясь под впечатление от этого кошмарного видения, эльф со страдальческим выражением лица схватился за сердце и резко опустился на стул (хорошо, что мебель у Краха была надежной и добротной, иначе Эредин рисковал очутиться на полу среди обломков).

— Никогда не понимал этих эльфов, — покачал головой Геральт. — Ну, и чего ты разахался? — обратился он к Эредину. — Цири тебя воскресить хочет, а ты заходишься, как будто она хочет убить тебя еще раз, причем с особой жестокостью. Кстати, что за сердце-то схватился? Боишься, что остановится? Забыл, что ты пока еще покойник?

— С вами все на свете забудешь, — проворчал Эредин. — Чем, интересно, обусловлен ваш приступ неслыханной щедрости?

— Мы просто с Геральтом подумали, что из троицы сдохших королей ты — самый безобидный, — пояснила свой выбор Цири.

— Безобидный? — Эредин явно обиделся.

— Поскольку Белый Хлад больше не угрожает заморозить твой мир, тебе больше нет смысла гоняться за мной. Я вам не нужна, потому что теперь вам незачем мигрировать. Ведь вы можете продолжать спокойно жить на прежнем месте. Понимаешь, обычной, размеренной, нормальной жизнью. А, Эредин, разве тебе самому не надоело носиться по мирам в этих стремных шмотках, бряцая оружием и пугая до икотки аборигенов своими жуткими масками и кошмарным видом?

— Ну, я не зна-аю.

— А тут и знать нечего, — вмешался Геральт. — Сколько лет-то тебе уже? А все не наиграешься, блин, в войнушку и покойников. На себя-то посмотри: маска какая-то уродская, бронька в виде скелета, рукавицы с черепами, ноженки и мечики с росписью под детские страшилки. Во что ты нарядился в свои-то преклонные года да при твоем-то положении? Финтифлюшками обвешался, мульками да феньками, как бунтующий подросток. Не стыдно? Ты какой пример подаешь юным Ольхам? Вот они на своего короля посмотрят и скажут: ростом вымахал, а ума не нажил, потому что взрослый дядька, а все ему развлекалки подавай: на коняжках поноситься да народец попугать. А страной управлять кто будет?

Эредин молчал, уставившись в пол. Ему было совестно.

— Ну ладно, — смилостивился наконец Геральт. — Давай к делу.

— Ну, давайте, — вздохнул Эредин.

— Мы тебя оживляем, а ты подписываешь договор, который обязывает тебя не являться более в наш мир, чтобы чинить тут безобразия и беспорядки, убивать и похищать людей…