Сказ про невероятных лесных жителей и Клеща-Вруна

Другие обитатели, что жили немножечко дальше, рыдали о своём молоденьком сыночке, который по юной глупости попробовал с друзьями запрещённый сорняк на зуб. Но вместо того, чтобы получить на первый раз какое-нибудь строгое предупреждение, его со всей жестокостью наказали темницей на долгие годы, и он писал оттуда грустные письма о том, что мир слишком зол.

Тут к Ёжику сама подошла давняя знакомая, и сообщила, что её дочка оставила в лесной паутине маленькую записочку о животике Клеща-Вруна и про то, как уж слишком он располнел. Её только что увезли в острог тоже.

А светлолесы всё больше жаловались Ёжику. Детки плакались, что их папа мог поехать в лесной аэропорт, и пропасть. И никто не собирался помогать его искать. А родители делились жуткой историей о том, как однажды в лесном подземном тоннеле случился взрыв и пострадали многие жители. Но виноватыми сделали двух перепуганных пареньков, которые стучащими зубами и двух слов связать не могли. Их забрали в темницу навсегда.

Какой же град из замёрзших слёз обрушился на Ёжика! Какой поток ужасных историй хлынул! В какой-то миг Ёжик не выдержал, закрыл уши пальцами, а ноги сами понесли его бежать хоть куда-нибудь, да поскорее. Захотелось немедленно где-нибудь укрыться, и Ёжик готов был помчаться в свою норку, чтобы спрятаться там в самый дальний уголок, а ещё лучше - под юбку Лучика. А дворец... Да и фиг с ним, с дворцом! Главное, никуда не высовываться и не встречаться больше с этим кошмаром.

В телефоне у Ёжика была заставка с фотографией его семьи. Он остановился, и долго вглядывался в лица родных. Там Лучик и детки светились от беззаботного счастья.

« И что же нам теперь - до конца дней своих жить в страхе? - подумал он, - Бояться сделать что-то лишнее? Ничего вслух не говорить? Дрожать всегда, когда у входа останавливается чья-то телега?.. Разве это жизнь?!»

Ёжику нужно было побыть одному, и он потащился куда глаза глядят. Он брёл, брёл, пока не вышел на широкий луг, покрытый клеверным половичком. Стрекотали кузнечики, где-то рядом журчала речушка, с начёсом из камышей. За спиной о чём-то спорили ольха с тополями, переливаясь листочками на тёплом ветерке. Где-то в их ветвях пряталась сойка, и негрубо покрикивала на встречных прохожих, да запевала им вслед.

Вся эта нежная картинка никак не сочеталась с тем, о чём узнал Ёжик.

«Наш край оказался похож на сладкую конфетку в красивом фантике, - размышлял он. - Только вот вместо начинки там червяк. Так почему же этого никто не хочет видеть? И как так вышло, что я тоже долго ничего не замечал? Вот жили себе с Лучиком в центре Светлолесья, припеваючи, но стоило только открыть глаза, как весь этот рай растворился, словно дым. И теперь мне кажется, будто мы с Лучиком - Робинзон Крузо и Пятница, посреди джунглей необитаемого острова. И радуемся, что сегодня на завтрак дикари зажарили не нас»

11.Важнейшая часть нашей истории, в которой Ёжик размышляет про Зло и Обман.

Ёжик горевал и держал думу. Чем дольше он вспоминал плачевные истории светлолесов, тем больше сомневался, будто несчастья в лесу происходят только из-за расплодившихся жаб, понастроенных темниц или из-за каких-то случайных совпадений. Всё кричало о том, что в их милом краю, с умными и добрыми обитателями, давно поселилось и наводит свои порядки скрытое Зло. Его было не сразу различить, ведь Зло, как хитрый хамелеон, запросто меняло свой цвет, и готово было вылезти из кожи вон, только чтобы выглядеть Добром. Пока Зло ещё не разрослось и не окрепло, оно боялось быть разоблачённым. Оно белило бордюры, красило заборы, подметало улицы, а про удушливую вонь, которая завсегда его сопровождает, Зло говорило, что это не её, а запашок от гниения чужих лесов, доносящийся до самого Светлолесья.

А само между тем помаленечку откусывало и проглатывало кусочки оттого небесного светила, которое зовётся Волюшкой. Шли год за годом, и светлолесы сами не заметили, как очутились внутри сказки про краденое солнце. Они смотрели на родной лес, а видели колючую проволоку. Цветущие поля и вековые деревья больше им не принадлежали, а к смраду некогда чувствительные их носики со временем привыкли, и многие считали, что в родном краю приятно пахнет сеном и французскими духами.

Лишь те из них, кого Зло уже хватало и за нос, и за горло, с раздражением роптали, что в Светлолесье нет никакого Добра, а одно только притворство им. И прозревшие старались из норки не высовываться, а наоборот, рыли её поглубже и ставили двери покрепче, надеясь, что их это убережёт. А иные рассержено качали головами, и вопили на всю кухню, что с этим безобразием нужно же что-то делать.