Тиодольф на мгновение остановился, и взгляды врагов встретились. Князь был страшен – глаза его сверкали на бледном лице, зубы были стиснуты. Хотя он сражался осторожно, оберегая жизнь, как и подобает отважному воину, пока он не загнан в угол, словно одинокая волчица гончими псами, его потрепали в бою. Шлема и щита не было, кольчуга, которую выковал не гном, а Ивар, была порвана, кровь струилась по его левой руке – он был ранен во многих местах. Тиодольф сломал меч Ивара в схватке и теперь, стоя на окровавленной и истоптанной земле перед Вратами Мужей, он держал в руке крепкий римский меч.
Князь презрительно посмотрел на римского командира, а затем, громко рассмеявшись, стремительно прыгнул на него и, повернувшись боком, ударил воина в ухо кулаком левой руки в тот момент, когда римский командир замахнулся на него мечом, поэтому римлянин повалился на бегущего следом за Тиодольфом ловкого воина по имени Волчья Голова. Тот проткнул врага своим мечом и отбросил в сторону. Но меч римского командира успел поразить Тиодольфа в бок.
Готы вместе вступили в дом и в гневе спешно пошли по наполненному дымом бражному залу. Языки пламени лизали столбы и стены и ползли уже по верхним окнам, но огонь ещё не охватил дом целиком, так как римские поджигатели делали свою работу впопыхах. Стинульф и Грани во главе с остальными побежали напрямик к чердаку с водой. Тиодольф же, от боли шедший медленно, огляделся и заметил на возвышении пленных, которых римляне связали и оставили гореть. Он взошёл на возвышение медленно, как больной и слабый человек, и там сказал: «Ободритесь, братья, ибо Дом
Голос его показался пленникам неожиданно спокойным среди доносящегося снаружи шума сражения. Тиодольф положил меч на стол, вынул из-за пояса маленький острый кинжал и одну за другой окровавленными руками перерезал верёвки, связывавшие пленных. Каждого из них он целовал и говорил: «Брат, помоги тем, кто тушит огонь. Это приказ князя».
Но каждого следующего из пленных он освобождал всё дольше и дольше, и слова его звучали всё тише. Наконец, он подошёл к тому, кто был привязан к его собственному престолу, стоявшему рядом с тем местом, где висел светильник и обычно сидела Солнце Крова. Это был последний пленник. Звали его Эльфрик, и был он из рода Вормингов. Тиодольф долго возился с верёвками, которыми тот был связан, а освободив, улыбнулся, поцеловал воина и молвил: «Поднимись, брат, помоги потушить огонь и уступи мне мой престол, ибо я устал. Если можешь, принеси мне воды, я хочу пить. Этим утром никто не заботился о мёде для жнецов».
Эльфрик поднялся, и Тиодольф сел на престол, откинув назад голову. Эльфрик испуганно посмотрел на него, а затем помчался по залу, где стало шумно от суеты, созданной теми, кто старался потушить огонь. К ним присоединялись всё новые люди.
Эльфрик наполнил водой из ведра деревянную чашу, подобранную им у подножия одной из колонн, и поспешил обратно через зал. Возле возвышения больше никого не было, но Тиодольф всё так же сидел на престоле. Зал был тёмен от клубящегося дыма, и Эльфрик плохо различал, что делал князь. Когда же он подошёл к Тиодольфу, то наступил на что-то мокрое. Сердце его сжалось – он понял, что это была кровь. Он поскользнулся на ней и выставил в стороны руки, чтобы удержать равновесие. Большая часть воды выплеснулась из чаши и смешалась с кровью, но он подошёл к Тиодольфу и сказал ему: «Пей, князь, в этой чаше ещё остался большой глоток воды».
Тиодольф не пошевелился при этих словах. Эльфрик прикоснулся к нему, но Тиодольф остался неподвижен.
Сердце Эльфрика дрогнуло, он положил ладонь на руку князя и посмотрел ему прямо в лицо. Рука была холодной, а лицо – серым. Эльфрик дотронулся до его бока и почувствовал, что в него глубоко воткнут короткий меч римского командира (и это кроме всех остальных ран). Эльфрик понял, что князь умер. Он бросил чашу на землю, поднял руки и громко завыл, как женщина, внезапно увидевшая, что её ребёнок мёртв. Он громко кричал:
«Сюда, сюда, о, все в зале, князь людей Марки мёртв! Слушайте, люди! Тиодольф Могучий из рода Вольфингов мёртв!»
Эльфрик был ещё молод и не мог мужественно переносить мысли о смерти. Он склонился, скорчился на полу и громко зарыдал.