Сказание о Йосте Берлинге

Дорогие мои подруги, если вы спросите, что бы я хотела пожелать вам для счастья, я в первую очередь назову две вещи: пяльцы и цветник. Не те маленькие, круглые пяльцы, на которых нынешние дамы вышивают крестиком для развлечения, а старинные, расшатанные временем, большие деревянные козлы с рамкой, клиньями и дубовыми винтами с полустертой резьбой. За такие пяльцы хоть пять человек садись, места всем хватит, а как весело работать наперегонки, жевать печеные яблоки, да еще и хвалиться, у кого с изнанки петли легли лучше. А можно сыграть в «кому в Гренландию» или в фанты с колечком и хохотать так, что перепуганные белки в лесу замертво падают в снег. Да-да, дорогие подруги, ничего больше для счастья не нужно. Пяльцы зимой, цветник летом. Не сад, а именно цветник; всю радость от сада отравит мысль, сколько денег вы на него угрохали. Цветник! Такой цветник, чтобы вам не нужно было нанимать садовников и декораторов, цветник, за которым вы сами и будете ухаживать, и не надрываться при этом, а получать удовольствие. Посадите на кочки шиповник, у его корней приютятся незабудки. И пусть растут где попало, хоть на траве, хоть на дорожке, большие, легкомысленные маки. Их и сажать не надо, они сами себя сажают, где хотят. И не забудьте насыпать торфяной каскад в виде диванчика и посадить там аквилегию и императорский рябчик – и на сиденье, и на спинке.

А старая госпожа Мореус в то время обладала немалыми сокровищами: у нее были три веселые и усердные дочери, домик у дороги, кое-какие сбережения, спрятанные на дне сундука, несколько шелковых шалей, кресло с высокой прямой спинкой, а самое главное, разнообразные знания и умения, без которых не обойтись, если зарабатываешь на жизнь своим трудом. Но больше всего она дорожила старинными пяльцами, именно такими, какие я описала в предыдущем абзаце, и, конечно, цветником, который она называла «розарий».

Теперь самое время рассказать, что в домике фру Мореус жила еще и маленькая, сухонькая мамзель[19]. Она снимала торцевую комнатку в мезонине. Мамзель Мария, как ее называли, имела свое мнение по поводу всего на свете. Впрочем, те, кто много времени проводит в одиночестве и размышлениях, всегда имеют свое мнение, потому что опровергнуть его некому.

Мамзель Мария, к примеру, была твердо уверена, что любовь – источник всех бед и несчастий в нашем и без того печальном мире. Каждый вечер перед сном она опускала голову на сложенные ладони и молилась. Сначала традиционные молитвы, «Отче наш» и «Господи, благослови», а под конец всегда просила Бога оградить ее от мытарств любви.

– Я стара, бедна и некрасива, – обычно говорила мамзель Мария. – Не хватало ко всему этому еще и влюбиться! Избавь меня, Боже, от любви!

Она работала с утра до ночи. День за днем. Вышивала шторы и скатерти красивым рельефным узором и продавала – и хуторянам, и арендаторам, и господам. Рассчитывала вышиванием скопить на собственный домик.

Она уже присмотрела место: высоко на холме напротив церкви в Свартшё, оттуда открывается роскошный вид на окрестности. Это была ее затаенная мечта. Но о любви она даже слышать не хотела. Упаси Господи!

Если она, к примеру, летним вечером слышала звуки скрипки с перекрестка, делала большой крюк лесом. Опять собралась молодежь, скрипач устроился на перекладине забора и наигрывает на своей немудреной скрипке, а парни и девушки отплясывают польку. Нет уж, лучше не видеть и не слышать.

На второй день Рождества в домике госпожи Мореус обычно собирались пять-шесть деревенских невест. Всем известно: никто лучше госпожи Мореус и ее дочерей подвенечный наряд не сошьет. И каждый раз они доказывали, что не зря за ними идет такая слава: и миртовый венок, и подвенечная шелковая корона с вышитыми бисером узорами, роскошный шелковый же кушак, на груди – букет роз, сделанных так искусно, что их хотелось понюхать. Подол украшен гирляндой цветов из тафты, таких мелких, что вся окантовка напоминает сутаж. Восторг, да и только; но мамзель Мария никогда не спускалась вниз. Ей не хотелось смотреть на всю эту суету, потому что вся эта суета была во имя любви.

Но когда девицы Мореус зимними вечерами сидели у пяльцев и вышивали очередное покрывало, когда гостиная налево от прихожей лучилась домашним уютом, когда яблоки, подвешенные в камине, покрывались мелкими капельками пота, желтели и морщились, когда забежавший на огонек красавец Йоста Берлинг или добродушный Фердинанд помогали вдевать нитки в иголки и смешили девушек так, что стежки получались кривыми, когда непрерывно звенели смех и шутки и все откровенно предавались невинному флирту, мамзель Мария не выдерживала, сворачивала работу и уходила из дома. Она ненавидела все проявления любви, все пути, которые она, эта любовь, выбирает. Даже самые невинные.