Сказание о наших готских предках

Мы оставили вестготский народ в момент смерти его великого царя Алариха. Оставили народ «древлян», не пожелавший покориться гуннам, скрестивший оружие с римлянами и завоевавший, наконец, Рим на Тибре. После погребения Алариха в русле реки Бусента под Консенцией вождем вестготов стал двоюродный брат и шурин покойного героя — Атаульф. Он унаследовал ценнейшее из сокровищ своего тестя — девятнадцатилетнюю красавицу императорских кровей, заложницу Галлу Плацидию. Единственную дочь от второго брака императора-«германофила» Феодосия, прозванного Великим. При захвате Первого Рима Аларихом она, почти еще ребенок, была уже растлена своим беспутным братом Гонорием. Невзирая на юный возраст Галлы, предусмотрительный сенат Ветхого Рима счел необходимым заручиться ее согласием на убийство вдовы Стилихона — Серены. Таким образом римские «патрес конскрипти» — «отцы, занесенные в списки» — решили создать себе алиби. «Как бы чего (потом) не вышло». Вдруг кто-то решит призвать их к ответу? Поскольку все дальнейшее поведение Галлы Плацидии свидетельствует о ее незаурядном уме, можно предполагать, что дочь самодержца «ромеев» вполне отдавала себе отчет в том, какую тяжкую вину на нее возложили. Но, прежде чем она пришла в себя после этого события, преодолев последствия первого принятого ею решения о жизни и смерти другого человека (да еще своей близкой родственницы — Серена была, как мы помним, падчерицей августа Феодосия I, удочеренной им, т. е. фактически сестрой Плацидии!), Алариха уже впустили в «Вечный Город». И дочери римского императора пришлось на протяжении шести лет следовать за армией вестготов по Италии.

То, что ценность заложников заключается в их неприкосновенности, было, надо думать, понятно Алариху не хуже, чем тем международным и «народным» террористам, что берут заложников сегодня.

Тем не менее, мнения историков о судьбе дочери Феодосия Великого в вестготском стане впоследствии разделились. Одни историки (почему-то преимущественно французские и итальянские) считают, что Плацидию насиловали на каждой лагерной стоянке чуть ли не все, кому не лень (начиная с самого Алариха — даром что римского военного магистра и патриция!) и держали, как последнюю рабыню, полуголой. Другие (почему-то преимущественно немецкие и австрийские) — что, в отличие от пленниц более низкого звания, дочь императора насилию не подвергалась. Что готы держали Галлу в холе и почете, обучили ее своему языку, и что на Плацидию, именно в силу ее неприкосновенности, не мог наглядеться Аларих, чуть ли не сдувавший с нее каждую пылинку. Впрочем, нельзя исключить и возможность возникновения у юной заложницы т. н. «стокгольмского синдрома» …

После смерти Алариха (возможно, при участии Галлы) его сменил, в роли воздыхателя и обожателя, новый царь вестготов Атаульф — умный, храбрый красавец-мужчина в полном расцвете сил из рода Балтов (в которого юная римлянка вполне могла действительно влюбиться).

Вероятно, под влиянием Галлы Плацидии (и, несомненно, чтобы сделать ей приятное), Атаульф принял историческое решение в пользу перехода от военной конфронтации к мирному сотрудничеству с Римской империей, смысл которого до нас донес упоминавшийся выше хронист и историк Церкви Павел Орозий: «Он (Атаульф — В.А.) пламенно желал, чтобы, когда будет истреблено само имя римское, вся римская земля стала бы готской империей и по факту, и по имени, и чтобы, если говорить попросту, то, что было Романией, стало бы Готией, а Атаульф стал бы тем, кем некогда был Цезарь Август. Однако когда на большом опыте он убедился, что ни готы не могут повиноваться законам из-за своей неукротимой дикости, ни государство не может быть лишено законов, ибо без них государство — не государство, он решил наконец обрести себе славу человека, восстановившего в цветущем состоянии и укрепившего силами готов римское имя, и стать для потомков инициатором восстановления Римского государства, после того как не смог сделаться его преобразователем. Поэтому он старался удерживаться от войны, поэтому он жаждал мира, к свершению добрых дел побуждаемый главным образом уговорами и советами своей жены, Плацидии, женщины воистину острого ума и весьма религиозной. Когда же он начал со всем усердием добиваться того самого мира, сам же его предлагая, он был убит в результате заговора готов в Баркилоне (современной Барселоне — В.А.), городе в Испании» («История против язычников»).