Сказание о Старом Урале

Досифей встал и знаком пригласил смущенного собеседника последовать за ним.

– Ладно, вот что, Спиря! Дело-то нешуточное. Дойдем до хозяина. Сам ему обо всем и поведаешь. Поглядим, поверит ли. Хватит у тебя храбрости Семену Аникьевичу все рассказать?

– Хватит.

– Не ударь лицом в грязь! Наш хозяин тебя своим уважением не обходит. А ведь он – Семен Строганов! Давай подумай еще разок: не во сне ли тебе все это померещилось? Пора сейчас весенняя, нечистая сила резвится, радешенька над людишками надсмеяться.

– Вот тебе крест, воевода Досифей, наяву все видел.

– Ну, гляди! Значит, идем к хозяину.

Перезимовав в Кергедане, Семен Строганов после ледохода приплыл в чусовские городки, навестил воеводу Голованова, а на житье стал у Досифея. Собирался Семен осмотреть за лето притоки Чусовой, побывать на их истоках, а в проводники выбрал себе бывалого жителя чусовских лесов, охотника Спирю Сорокина.

Семен слушал с крыльца хороводные песни, когда Досифей и Спиря подошли к воеводской избе.

– Дозволь, Семен Аникьевич, новостью затейливой тебе слух потешить. Только упреждаю: ежели сказанному не поверишь, на меня не серчай. С новостью этой Спирька Сорокин из лесов прибежал.

– В избу ступайте. Садитесь. Говори, Спиридон.

– Ну, слушай, милостивый хозяин. Позавчера под вечер заплыл я из Чусовой в Каму и поднялся до Медвежьего острова. Место это на реке знаешь какое глухое? Прямо скажу: зачурованное местечко! На острове нечистая сила всегда водится.

– Зачем тебя туда понесло?

– Причина была: воевода Голованов послал меня гусиных и лебединых яиц насбирать, хочет ручных лебедей и гусей домашних в крепости завести. Я и подался на Каму.

Бережки Медвежьего острова не везде каменисты, есть низины. Там лебеди гнезда вьют. Подплыл я на закате, гребу потихоньку вокруг острова, поглядываю, где лебединые гнезда. Их не сразу заметишь. Стали попадаться гнезда, набрал я по яичку из каждого, всего пять или шесть. Сложил их в теплую шапку, сверху овчинкой прикрыл и уже в обрат подаваться решил. Вот тут-то и обмер я до морозу в теле: веришь ли, чью-то песню услыхал! Вот те крест, хозяин. Слышу, будто поет девушка. Даже слова разобрал, наши, русские, родные. Пристал я живо к берегу, заплыл в кусты да и притаился.

Видать мне было за береговыми валунами лесную опушку и начало тропинки. Оттуда и песню доносило, пока не смолкла она. Хрустнула там, на тропинке, веточка, и тут я углядел такое, что лоб сразу намок. Вышла из лесу на закатное солнышко седая монахиня с посошком, а с нею девушка, молоденькая совсем. Вышли обе на бережок, тут молодая опять запела. Поет, а сама Камой из-под руки любуется. Сели потом на камень, стали разговаривать, только мне уж не слышно.

Семен вопросительно посмотрел на Спирю.

– Чего замолк?

– Девушкин лик вспомянул. Пригож! Волосы – будто спелая рожь, а очи – что васильки в ней...

– Что ж дальше-то было?

– Посидели они на бережку и опять ушли по тропке в темень леса. А я живым духом выбрался из засады и подался на Чусовую, к тебе.

– Кому о виденном сказывал?

– Никому.

– Дельно поступил.

– Неужто думаешь, хозяин, что Спиридон на острове явь видел? – спросил Досифей с досадой.

– Гадать не станем, сами поглядим. Завтра туда, как светать начнет, в лодке подадимся.

– Поверил, будто монахиня с девушкой на Медвежьем острове одни живут? Пустое это все. Не езди, хозяин! Ты, Спиря, мои слова в обиду не прими, только неспроста там приманка эта положена. Либо сила нечистая, либо хитрость вражья.

Строганов пристально глядел на Спирю.

– А больше никаких там людей не видал?

– Никого там нет, иначе дым замечен был бы или сети на берегу. Говорю, одни они там – девушка и старуха.

Семен Строганов велел Досифею наутро приготовить ладью и прихватить лишнего человека для тайного похода.

– Ратников лучше взять.

– Без них обойдемся.

– Воля твоя, хозяин, но опасаюсь засады. Ни за что не поверю, чтобы две честные женщины одни в эдаком проклятом месте объявились.

– Лучше всего возьмем с собой Алешку-псковича и твою волчицу. Завтра чуть свет поплывем на остров.

4

Выше устья Чусовой, посредине Камы, лежал Медвежий остров. На нем глухой лес. Один берег острова скалистый и обрывистый, а другая сторона пологая, уходит под воду песчаными намывами либо болотами.

У вогулов остров издавна считался священным: там обитали главные злые духи, и посещение его человеком почиталось тяжелейшим святотатством.

Медвежьим его назвали плававшие по Каме торговые люди с Руси, потому что не раз видели, как на береговых намывах отлеживались, отдыхая, медведи, переплывавшие Каму.

* * *

Над Чусовой начинался ранний рассвет. Середина реки укрыта прозрачным туманом. На берегах запах ландышей местами так силен, что дурманил человека, и казалось, что им пропиталась даже вода. В заводях крякали утки.

Семен Строганов со спутниками миновали на Чусовой Нижний городок. С его стен, отраженных в воде, лодку углядели и окликнули дозорные:

– Кто такие на воде?

С лодки прозвучал условный строгановский отзыв:

– Хомуты чинить везем.