Читаем Сказание о Старом Урале полностью

– Слуги царские тоже разные бывают, много их в здешнем крае перебывало. Иные, кто духом посмелее да разумом покрепче, здесь обживались и государеву службу с пользой несут. А тому, кто на любое чихание ордынских ханов со всех ног здравствовать летит, на здешней земле не усидеть. Хану сибирскому так скажи: ежели вздумает воевать, Строгановы готовы с его ордой силой помериться. На том и крепости наши стоят, тем же здесь и народ жив.

– Ну, Семен Аникьевич, и удал же ты на слово! Может, покамест о другом разговор заведем?

– Испробуй.

– Не устрашусь небось... Недавно дознаться нам довелось, что братец твой Григорий, вместях с тобою, царский закон нарушил. Татарская княжна Игва, невеста ханская, у меня в разговоре – только присказка. Сказку сейчас зачну сказывать.

– Воля твоя – сказывать. Наше дело – послушать.

– Строгановых царь милостью жалует, а они на землях дарованных злой крамоле государевой потакают.

– Понятнее сказывай. Со Строгановым Семеном разговариваешь, он не дьяк приказный, крамолу разбирать да судить.

– Меня быстрым словом не запужаешь. Я здесь над всеми верховодить поставлен. Даже перед Строгановыми молчать не стану, не чердынскому воеводе чета. За хулу и брань твою, за невежество твое передо мною государь с тебя и голову снять не задумается.

– Пока твое пророчество сбудется, я тебя сегодня, сей же час, во всей твоей иноземной парче при народе в Каме искупаю.

– Бога побойся! На кого замахиваешься? Донесу царю!

– Сказывай, Дементий Запарин, свою сказку да отчаливай живее, на грех не наводи!

– Скажу, словом своим не подавлюсь. За боярином Головановым прибыл. Лютого разбойника, вора государева укрываешь.

– Не укрываю, а хлеб-соль с ним за одним столом жую. Голованова разбойником и вором зовешь?

– Великий государь наш так прозвал крамольника, и мы, рабы государевы, по-иному молвить не смеем.

– Как проведал, что боярин здесь?

– Слухом земля полнится.

– Имя доносчика назови. Промолчишь – трясти начну, парча индийская порушится.

– Что ж, таить не стану. Так знай, что от самого Строганова, брата твоего, Григория Аникьевича, посланец ко мне наезжал. С обиды великой донес на тебя родной брат твой, чтобы царским ослушником не обернуться. Знай также, Семен Аникьевич, ежели не выдашь мне боярина Голованова, ворога царского, я весть о том в Москву подам, и царь Иван Васильевич опричников сюда пошлет.

– Кому Голованов поперек дороги стал – дело боярское. Но Строгановым Голованов – не ворог, а друг.

– Не смей такое молвить!

Запарин схватил свой посох и стукнул им об пол.

– Что? В моем доме мне этой палкой грозишь?

Семен выхватил у воеводы посох и в гневе переломил о колено.

– Вот! Получай свою опору! А теперь глянь на иконы да ступай себе с богом, только о порог не запнись. К Строгановым больше не наведывайся.

– Меня не признаешь, царя признаешь. Не выдашь Голованова?

– Не выдам.

– Послушай, Семен Аникьевич! Али ты о двух головах? Хоть людишек и добро его отдай, а я донесу в Москву, будто помер боярин в одночасье.

– Добро и людишек просишь? Только-то? А ты помогал это добро наживать? Покойного Гаврилова-воеводы добро к рукам прибрать сумел, стало быть, понравилось чужое? За головановским потянулся? Коротковаты лапы у тебя, а с сего часа – еще короче станут. Ворочайся к себе в крепость и сиди в ней отныне тихохонько. Высунешь нос – дверью защемит!

– Погоди, хозяин! Погорячились мы. Слова бранные нам говорить негоже, не смерды. Пора остыть. Так ведь?

– Остывай. Молча слушай меня. О том, кто ты такой, знаю, и всякий твой шаг мне ведом. Гонец твой с доносом про Голованова недалече от крепости ускачет. Сам вздумаешь туда со стражей отправиться – гробов прихвати, и себе и стражникам. Увидишь, кому в крепости твоей люди служат: воеводе или Строганову. Не узнаешь, чья рука на твоей шее петлю затянет. Грех жадности в тебе велик, а сам ты мал. Против Строгановых цена тебе, во всей парче твоей, – тьфу! Нищий ты, и мог бы на бедность свою у нас кое-что вымолить. Дали бы, пожалуй, не скупясь. Не впервой нам царским слугам милостыню подавать. Но ты по-иному зашел. Нос задрал. Посохом стукнул. Царским именем лапу нам в карман было запустил по недомыслию своему. Пеняй теперь на себя да подумай дома, на досуге, как вину свою перед нами искупить. Теперь помни: Строгановых где бы в пути ни встретил – ворочай хоть в самый глубокий сугроб!

– Откланяться дозволишь?

– Да уж теперь не торопись. Все же гость в моем доме! Голодными гости наши из дому не выходили. Чего это ты с лица побелел? Трапезничать со мной страшишься? Совсем ты оплошал, воевода! Нечто в своем доме гостей отравой кормят?

– Что же, дозволь тогда надежду иметь, что впредь у Дементия Запарина с именитыми людьми Строгановыми дружба заключится? В том и руку свою тебе даю!

– Нет уж, покамест уволь! В чистоту слов твоих поверю, когда их проверю. Волком перед нами себя обозначил, получай и в ответ оскал. А трапезничать пойдем! Уха тебе готова да перелетные гуси на жарево. Милости прошу к столу, воевода Соли Камской!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже