Сказание об Эйнаре Сыне Войны (СИ)

Он закатил глаза и, неразборчиво бормоча себе под нос, отошел на просторное место, перекинул копье из руки в руку и обратно, осторожно взмахнул. Потом раскрутил плавную и очень осторожную мельницу — наконечник вопреки прогнозам не слетел, не воткнулся в стену или пол и не предпринял даже попыток соскочить. Эйнар попробовал его пальцами и, к удивлению, обнаружил, что обоюдоострое лезвие не только хорошо наточено, но и втулка наконечника закреплена на жердине намертво. Он повторил движение, но заметно быстрее и ловчее, не остановился после пары оборотов, а продолжил, ускоряя темп. Через минуту сельские дурачки во главе с кузнецом и отлипший от поверхности стола, оторвавшийся от самобичеваний и похмельных страданий Гизур смотрели раскрыв рты, как Сын Войны, этот рыжий мордоворот, который при своих габаритах должен быть неповоротливее крепко пустившего корни дуба, с поражающей воображение скоростью и ловкостью вертит копье, выписывая им в воздухе такие фортели, что позавидовали бы бритые налысо монахи в смешных оранжевых халатах, всю жизнь только тем и занимавшиеся, что крутили копья. Под конец Эйнар, как и положено, с молодецким «ха!» поразил воображаемого противника уколом. И судя по инерции и мощи укола, поразил бы пару-тройку таких противников, если бы им хватило ума выстроиться в очередь. Вновь придирчиво осмотрев оружие по всей длине, Сын Войны положил его на ребро ладони, пытаясь отыскать баланс. Искал довольно долго.

— Тяжеловато, — констатировал он, взвешивая копье в руке.

— Ну это, тебе ж сил не занимать, — возразил кузнец, опираясь на логику. — Значится, тебе и оружие потяжелее надобно. Ежели ты чем потяжелее кому врежешь, значится, тут же и уложишь, вот. Верно ж говорю?

— Ага, — поддакнул один из дружков. — Слыхал я про одного берсерка, меч у ево был во! и весил во! Так он им рубил, ого-го!

Эйнар тяжело вздохнул. Его Близнецы весили по сорок унций (ок. 1,1 кг) каждый, что не только не мешало ему рубить «ого-го», наоборот, помогало делать это эффективнее, а главное — дольше. Однако кузнец Отмели был далеко не первым, кто руководствовался противоположенной логикой. Не только на Рыбьем Берегу, на всей Симскаре не любили очень мудреных слов и многих из них не знали. Однако если термин «рекламная акция» симскарцам был неизвестен, это вовсе не означало, что они не понимали его принципа. Симскарские кузнецы и оружейники давно и с успехом расширяли клиентуру, одаривая знаменитых героев лучшими образцами своей продукции на условии, что герой обязательно поведает всем интересующимся, где приобрел этот шикарный меч, даже если интересующиеся не интересовались. Или же одолеет очередного злодея с кличем «Этот череп проломил топор мастера Горма, лучшего мастера на весь Хёфнин!». Или укроется от ливня стрел щитом с надписью «Покупайте щиты у Хлива. Щиты у Хлива — только мы реально заботимся, чтобы ты пришел за новой покупкой!». Однако в случае Эйнара оружейники почему-то были свято убеждены, что ему обязательно необходим прут весом в несколько пудов, который с большей пользой послужил бы засовом для городских ворот. Обычно он избавлялся от таких подарков при первом попавшемся глубоком пруду или сборщике лома. Глядя на это копье, Эйнара почему-то не посещали подобные мысли. Вроде бы и должны были, вроде бы даже пришлось подогнать их кнутом, но мысли как-то очень уж флегматично отреагировали на щелчки кнута и не тронулись с места.

— Хорошее оружие для хорошей цели, — сказал Эйнар. — Благодарю, добрый человек.

У кузнеца, словно у студента рощи Матери Мудрости, явившегося на выпускной экзамен после бурных ночных молений в роще Матери Любви, отлегло от сердца, хотя он еще и не до конца осознал, что экзаменатору больше понравились не его философские измышления, а бутыль молодого вина из рощи Друкнадюра, перекочевавшая под его дуб.

— Я ж те говорил! — хлопнул его по плечу один из приятелей.

— А ты не верил! — хлопнул другой, отчего кузнец пошатнулся.

— Не понесу, говорил, — хлопнул третий так, словно хотел его угробить, а не выразить радость, — засмеет!

Именно в этот момент что-то глухо бухнуло в дверь — судя по звуку, таран, — потом, спустя положенный момент напряженной тишины, дверь открылась и в корчму ввалился знакомый по вчерашнему утру мальчишка, болезненно потирающий лоб.

— Идут! — пискнул он. — Они

идут!

Кузнец и приятели уставились на Эйнара. Эйнар, растерявшись от внезапного внимания, сумел отреагировать тем образом, который совершенно не подходил сложившейся ситуации.

— Кто, — осторожно спросил он, — они?

Мальчишка раскрыл рот, потрясенный и взбешенный необходимостью пояснять, кто такие они, выделенные особой мальчишечьей интонацией. Где вообще видано, чтобы мальчишка-дозорный, верой и правдой служащий посыльным и сигнальной системой сельской общины, когда-нибудь объяснял столь очевидные вещи? Если они идут, значит, надо либо ударяться в панику, либо в отчаянии безнадежно молчать, готовясь к самому худшему в надежде на чудо.

— Берсерки идут, — обиженно пояснил мальчишка. — И колдун с ними!