Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

- Я себя так хреново после этой стахановской сдачи крови чувствую, жаловался Волчанов, поедая уже второй бутерброд. -Обычная норма - 800 грамм, почти литр, а повышенная - литр двести! Должны были сахара погрызть дать, для восстановления здоровья, но не привезли... Ну да ничего, вытянем!

Добрынин тоже не отставал от Тимофея в поедании бутербродов. Время от времени по их телу проскакивали отголоски недавней боли, но сознательного внимания на них Павел не обращал. Тело само содрогалось немного, но все это было Добрынину неважно.

- Ну а это, - вспомнил вдруг народный контролер первые слова Волчанова о проверке силы воли. - Как там волю проверяют? Так же, что ли?

- А-а, это ты про ПНП и ПСВ?

- Что? - переспросил Добрынин.

- Ну, Проверка На Преданность и Проверка Силы Воли, научные испытания человека, так оно правильно называется. Это дело посерьезнее, чем то, что ты делал.

Я ж говорил, что члены ЦК и Политбюро обязаны это дело раз в два года проходить...

- И им больно? - спросил Добрынин, подумав заботливо о товарище Калинине.

- Как тебе сказать... Настоящий коммунист - он ведь боли не чувствует, он ведь должен быть как камень. Так Ленин говорил. А камень что, камень ничего не чувствует. А если его разбивать, так только осколки летят! Ну, а если по-человечески, оно, конечно, больно. Но ты думаешь, только они ПНП и ПСВ проходят? Мы вот то же самое каждые полгода... Вот, смотри!

И Волчанов, задрав гимнастерку, показал на боку и груди лиловые линии шрамов.

- Это ПСВ, от ПНП следов не остается. Пораженный Добрынин покачал головой.

- Ты вот стихи любишь? - спросил вдруг Тимофей. Добрынин внимательно посмотрел на старшего лейтенанта. Неужели, подумал он, все военные любят стихи?

- Ну так, в общем да...

- Так вот, один поэт про нас сказал: "Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей!" - Волчанов выдержал паузу, ожидая, пока смысл стихов плотно войдет в понимание народного контролера. - Это правильно сказано!

Эти стихи Добрынину и в самом деле понравились. Повторив их несколько раз в мыслях для запоминания, народный контролер допил чай и взял с тарелочки последнее звездное печенье.

Волчанов посмотрел на свои командирские часы и вдруг покачал головой.

- А время летит, - задумчиво проговорил он. - Так и не заметишь, как очутишься в будущем! Да, - он тряхнул головой, словно прогоняя сладкое, но ненужное видение, и уже совсем другим, военным и строгим голосом продолжил: Пора идти, товарищ Добрынин. Тебя еще товарищ Калинин ждет сегодня.

Народному контролеру путь по ступенькам вверх показался очень долгим. И снова взяло его изумление, когда вышел он из двери наружу и оказался на ровненьком булыжнике кремлевской территории.

Волчанов подозвал стоявшего у голубой елочки красноармейца, приказал ему проводить народного контролера к товарищу Калинину, а потом на прощание так стиснул ладонь Добрынина, что у того искорки перед глазами забегали.

- Давай, Павел, не забывай наших! - говорил он искренне. - До встречи!

- До встречи! - сказал в ответ народный контролер, и пошли они вместе с красноармейцем по ровненькому, как небо, кремлевскому булыжнику.

В длинном и широком коридоре стоял настоящий вокзальный гул. Какие-то люди толпились как раз у дверей кабинета товарища Калинина. Добрынин в растерянности остановился - показалось ему, что если товарищ Калинин так занят, то вряд ли им удастся сегодня встретиться. Однако красноармеец, веснушчатый молодой парень, озорно посмотрел в глаза народному контролеру и, подмигнув, совсем уж не по-военному сказал: "А, прорвемся", и двинул решительным шагом вперед.

Подойдя к толпе и "прорубив" в ней проход для Добрынина, красноармеец остановился в самом дверном проеме. За его спиной остановился и народный контролер. Рядом какие-то люди, оказавшиеся журналистами, щелкали фотоаппаратами. Фотографировали они товарища Калинина и двух врачей в белых халатах, бравших у товарища Калинина кровь.

- Ну-ну! - приговаривала одна из врачей, массируя правую руку хозяина кабинета. - Ну постарайтесь, еще чуть-чуть, неудобно все-таки, вы же пример для страны показываете!

Врачиха, наверно, думала, что говорит шепотом, но ее низкий голос разносился по всему кабинету и, конечно, долетал и до журналистов.

Калинин выглядел растерянно. И вдруг он встретился взглядом с народным контролером и "уцепился" за этот взгляд, как за спасательный круг. Улыбнулся Добрынину улыбкой уставшего, больного человека. Кивнул на врачиху, потом на помогавшего ей то ли врача, то ли фельдшера. И понял Добрынин этот кивок. Легко было понять, ведь ясно было, что Калинин хочет сказать: "Видишь, как меня, а?!" И Добрынин сочувственно кивнул в ответ.

Наконец врачиха выдернула иглу с какой-то трубочкой из вены. Вставила туда тряпочку или бинтик и с силой согнула руку Калинина в локте.

Еще несколько раз щелкнули фотоаппараты. Люди в белом, неся в руках большую бутылку с кровью, вышли из кабинета.