Сказания о Русской земле. Книга 4

Конечно, это предложение было заманчиво и заставило Иоанна призадуматься над вопросом: вести ли дальше столь тяжелую войну или нет. И вот для его решения государь прибегает к средству, которое испытал уже в ранней молодости: он приказал созвать Земский собор, на котором духовенство, бояре, окольничьи, казначеи, государевы дьяки, дворяне, дети боярские, помещики с литовских границ, гости и лучшие куцы московские и смоленские должны были дать ему совет, мириться ли с королем на предложенных им условиях или нет?

Постановления этого собора замечательны: все высказались безусловно за продолжение войны. Духовенство в своем ответе выразило, между прочим: «Велико смирение Государское! Во всем он уступает, уступает королю пять городов в Полоцком повете, по Задвинью уступает верст на 60 и на 70 на сторону, город Озерище, волость Усвятскую, в Ливонской Земле, в Курской Земле (Курляндии), за Двиной 16 городов, да по сю сторону Двины 15 городов Ливонских с их уездами и угодьями, пленных Полочан отпускает без окупу и размены, а своих пленных выкупает: Государская перед королем правда великая! Больше ничего уступить нельзя, пригоже стоять за те города Ливонские, которые король взял в обереганье: Ригу, Венден, Вольмар, Ронненбург, Кокенгаузен и другие города, которые к Государским порубежным городам, Псковским и Юрьевским, подошли; если же не стоять Государю за эти города, то они укрепятся за королем, и впредь из них будет разорение церквам, которые за Государем в Ливонских городах; да не только Юрьеву, другим городам Ливонским и Пскову будет большая теснота: Великому Новгороду и других городов торговым людям торговля затворится… А в Ливонские города король вступился и держит их за собою не по правде… Когда Государь наш на Ливонскую Землю не наступал, то король мог ли хотя один город Ливонский взять? А Ливонская Земля от прародителей, от великого Государя Ярослава Владимировича (Мудрого) принадлежит нашему Государю… И наш совет, что Государю нашему от тех городов Ливонских, которые взял король в обереганье, отступиться не пригоже, а пригоже за них стоять. А как Государю за них стоять, в том его Государская воля, как Бог вразумит, а нам должно за него Государя Бога молить; а советовать о том нам непригоже…».

Остальные призванные на совет отвечали в том же смысле; помещики же из местностей, пограничных с Ливонией, заявили: «Мы, холопи Государские, теперь на конях сидим и за Государя с коня помрем… По-нашему: за Ливонские города Государю стоять крепко, а мы, холопи его, на Государево дело готовы».

Царь согласился с мнением собора, и война с королем из-за Ливонии продолжалась. Иоанн прибыл в Новгород и хотел сам выступить в поход, но затем, по совету с воеводами, решено было ограничиться оборонительными действиями. Литовские же войска под начальством гетмана Хоткевича в начале 1568 года осадили небольшую московскую крепостцу Улу, но скоро принуждены были снять осаду. В своем донесении королю по этому поводу Хоткевич, между прочим, говорит:

«Прибывши под неприятельскую крепость Улу, я стоял под нею недели три, промышляя над нею всякими средствами. Видя, что наши простые ратные люди и десятники их трусят, боятся смерти, я велел им идти на приступ ночью, чтобы они не могли видеть, как товарищей их будут убивать, и не боялись бы: но и это не помогло. Другие ротмистры шли хотя и нескоро, однако кое-как волоклись; но простые ратные люди их все попрятались по лесу, по рвам и по берегу речному; несмотря на призыв, увещания, побои (дошло до того, что я собственные руки окровавил), никак не хотели идти к крепости, и чем больше их гнали, тем больше крылись и убегали: вследствие чего ночь и утро прошли безо всякой пользы… Тогда я отрядил Немцев, пушкарей и слуг моих (между ними был и Орел Москвич, который перебежал ко мне из крепости): они сделали к стене примет и запалили крепость; но наши ратные люди нисколько им не помогли и даже стрельбою не мешали осажденным гасить огонь. Видя это, я сам сошел с коня и отправился к тому месту, откуда приказал ратным людям двинуться к примету: хотел я им придать духу, хотел или отслужить службу вашей королевской милости, или голову свою отдать; но, к несчастию моему, ни того, ни другого не случилось. После долгих напоминаний, просьб, угроз, побоев, когда ничто не помогло, велел я, татарским обычаем, кидать примет, дерево за деревом. Лело пошло было удачно, но храбрость Москвичей и робость наших всему помешали: несколько Москвичей выскочили из крепости и, к стыду нашему, зажгли примет, а наши не только не защитили его, но и разу выстрелить не смели, а потом побежали от шанцев (окопов). Когда я приехал к пушкам, то не только в передних шанцах, но и во вторых и в третьих не нашел пехоты, кроме нескольких ротмистров, так что принужден был спешить четыре конных роты и заставить стеречь пушки, ибо на пехоту не было никакой надежды».