Скажи, что будешь помнить

Но все-таки умер – по крайней мере «я» прежний – и теперь не доверяю себе в такой мере, чтобы открыться тому ощущению полета и свободы, которое приходило с игрой на барабанах. Тогда мне недостало сил справиться с вырвавшимися из-под контроля чувствами, и у меня нет оснований полагать, что я удержу их в узде теперь. Для начала я должен стать лучше. Ради себя самого и ради моей семьи – мы все этого заслуживаем.

– Соседям точно не понравится. Сыграем на акустике. – На гитаре у меня тоже получается неплохо, а главное, игра на ней не пробуждает безумных ощущений, от нее не сносит башню.

Может быть, я смогу заниматься музыкой, если выберу в ней другую дорогу, потому что прежняя, связанная с барабанами, привела в ад.

– Где Маркус?

– Ест. Спорит с Домиником насчет фендеровских гитар. И, кстати, мы всегда играем поздно вечером, так что соседи тут ни при чем. – Эксл прислоняется плечом к дверному косяку.

– Не хочу беспокоить Холидей. Она устала, и ей надо поспать.

– Холидей будет только рада. Без тебя здесь ни одна струна не дрогнула. И к барабанам никто не прикоснется.

– Потому что они прокляты? – Шутка не удалась – вопрос прозвучал серьезно.

– Потому что они твои. – Эксл держит паузу, как будто ждет, что эти слова дойдут до меня, будут усвоены, и все разом поправится, но они отскакивают от меня и повисают в воздухе.

Он отталкивается от косяка и входит в гараж.

– Остальные знают, как играть, но никто из нас не умеет держать ритм, как ты. Когда ты играл, то играл душой и сердцем. Ты играл так, что я чувствовал твой ритм в крови.

Да, я и сам чувствовал этот ритм в крови. Музыка поглощала меня, и это был мой грех.

– Я становился таким, как наш отец.

Молчание. Тяжелое. Пугающее. И ощущение пустоты в животе, ведь я сказал это отчасти и для того, чтобы брат не согласился. Но он молчит, не возражает. И оттого мне тревожно и больно.

– То преступление совершил не ты, – говорит Эксл, – но когда тебя арестовали, у меня камень с плеч упал.

Бетонный кулак мне в голову, и я слышу, как ломаются кости.

– Тебе требовалась передышка. И та программа тоже. Она дала тебе то, чего я дать не мог. Ты мчался к пропасти на всех парах, и мне не удавалось тебя остановить.

Потому что я не желал слушать.

– Знаю, возвратиться домой дело нелегкое. Ты не понимаешь, где твое место, куда тебе встроиться. Все в порядке. Вовсе не обязательно возвращаться к прежнему.

Поворачиваю голову:

– Так и есть. И в этом все дело. Я не знаю, кто я такой и кем хочу быть.

– Но знаешь, кем не хочешь быть. Это большой шаг.

Я беру гитару, которую Эксл когда-то давно купил мне на день рождения, опускаюсь на табурет, и пальцы сами, не ожидая команды, начинают перебирать струны. Прислушиваюсь к звучанию, ловлю, закрыв глаза, вибрации, регулирую колки, добиваюсь идеальной высоты.

Через несколько секунд Эксл берет акустическую гитару, садится напротив меня и тоже настраивает инструмент на слух. Об этом мгновении я мечтал целый год. О том, как снова буду играть, творить музыку. Бесподобное чувство.

– Подумываю подать заявку на участие в программе для молодых исполнителей, – небрежно говорю я. Маркус – хороший парень, но порой болтает лишнего. Не скажу я – проговорится он. – Срок подачи заявок истекает через месяц.

Пальцы Эксла замирают, но лишь на мгновение, а в следующее они уже продолжают работу.

– На каком инструменте будешь прослушиваться?

– Сначала они должны принять мое заявление.

– На каком инструменте?

Когда это, черт возьми, он успел стать таким оптимистом?

– На гитаре.

– Ты зверь на барабанах. Это твой дар. Подобным не разбрасываются.

Я и не хочу, да только себе не доверяю.

– Все переключаются время от времени с одного инструмента на другой. Вот и мне пришло время отказаться от барабанов.

– Барабаны – это ты, твоя сущность. Но ты позволил отцу завладеть тобой, ты пошел за ним. Отец в отъезде, и я сказал, что если он закатится в город, его здесь не ждут. Дом – мой. Вы оба под моей опекой. Отец уехал. Сев на место ударника, ты не станешь таким, как он. Добьешься успеха, прославишься, и вот тогда своим поведением докажешь, что ты не такой.

Играть на барабанах меня научил отец. Он же свел меня с одной уже успешной группой. Он же показал, как празднует, по его мнению, успех настоящий мужчина.

– Я больше не могу рисковать. И возвращаться к тому, чем был, не хочу.

– Не вернешься.

Прижимаю струны ладонью.

– Ты же не думаешь, что я виню барабаны? Сам знаю, дело было во мне самом. Знаю, что ошибался, выбирал не то. Возвращение к музыке меня пугает, но она – единственное, в чем я хорош. Она – мой единственный шанс сделать что-то стоящее. Я мог бы сказать, что музыка сгубила меня, но не скажу. За барабанами я чувствовал себя богом и теперь не доверяю этому чувству. Попробую с гитарой. И ты попробуй со мной.

– Я с тобой попробую. – Маркус входит в гараж с половиной сэндвича в руке. – Не знаю, о чем речь и что мы попробуем, но я в деле. Лишь бы только закон не нарушать.