Скажи пчелам, что меня больше нет

– Все начинается medias res[21] и заканчивается там же. Если повезет. – Роджер сглотнул, и я почувствовала под пальцами движение кадыка.

Кожа его шеи была гладкой и прохладной, лишь щетина под нижней челюстью немного колола мне ладонь.

– Слова доктора Макьюэна? – с любопытством спросила я. – Интересно, что он имел в виду?

Роджер сидел с закрытыми глазами – пациенты, как правило, закрывают глаза во время осмотра, словно хотят сохранить частичку личного пространства. Однако, услышав вопрос, внимательно посмотрел на меня; лучи утреннего солнца отражались в его темно-зеленой радужке.

– Я спросил. Вот что он ответил: «На самом деле ничто на свете не имеет ни начала, ни конца. Люди думают, что жизнь начинается с рождения, но это не так – ведь ребенок шевелится еще в материнской утробе. А порой дети рождаются преждевременно или угасают до срока. Хотя навсегда остаются для нас живыми».

Теперь и я прикрыла глаза – не потому, что испытывала неловкость от пытливого взгляда Роджера. Просто хотела сосредоточиться на вибрации голосовых связок. Мои ладони продолжали ощупывать его горло, спустившись чуть ниже.

– В общем-то, он прав, – сказала я, мысленно представляя внутреннее строение гортани. – Дети появляются на свет уже «в рабочем состоянии», если можно так выразиться. Все процессы в организме – кроме дыхания – начинают функционировать задолго до рождения. Тем не менее фраза доктора звучит довольно загадочно.

– Согласен. – Роджер снова сглотнул. – Я пытался расспрашивать, но не добился ничего более вразумительного. Вы ведь тоже не смогли бы внятно объяснить, как именно лечите пациентов?

Я улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз.

– Было бы интересно попробовать. Для начала нужно кое-что уточнить: это не я

их лечу. Они выздоравливают сами. Я лишь… немного помогаю.

Из его горла вырвался странный хрип, отдаленно напоминающий смех, и в гортани образовалось что-то вроде раздвоенной шишки. Мне показалось, что я нащупала в хряще небольшую впадинку – там, где впивалась веревка. Я потрогала собственное горло для сравнения.

– Забавно… Гектор Макьюэн тоже так говорил. Только он и правда исцелял людей. Я сам был тому свидетелем!

Опустив обе руки, я открыла глаза.

Роджер вкратце поведал о своих взаимоотношениях с Уильямом Баккли – начиная с роли, которую тот сыграл в его повешении после битвы при Аламансе, до внезапного появления давнего предка в Инвернессе в 1980 году. Уильям присоединился к поискам Джема, когда мальчика похитил бывший коллега Брианны, Роб Кэмерон.

– Тогда он и стал мне… больше, чем другом, – добавил Роджер и смущенно потупился. – Бак отправился со мной. Сына мы там, естественно, не нашли, зато встретили другого Джеремайю. Моего родного отца.

Голос зятя дрогнул. Я сочувственно потянулась к его плечу, однако он лишь отмахнулся, вновь пытаясь откашляться.

– Все в порядке. Расскажу об этом как-нибудь потом. – Сглотнув, он выпрямился и посмотрел мне в глаза. – Но когда Бак – так мы его звали – прошел сквозь камни, с нами обоими что-то произошло. Вы вроде бы говорили, каждый последующий переход дается тяжелее?

– Мне и после первого было не по себе. – Я внутренне содрогнулась при воспоминании о жуткой гудящей пустоте, где существует лишь слабый проблеск сознания между вдохом и выдохом. – Хотя ты прав, ощущения с каждым разом все более неприятные. Что же с вами случилось?

– Со мной – почти ничего. Ненадолго потерял сознание, очнулся от недостатка кислорода. Хватаю воздух ртом – весь в поту, голова кругом. Еле встал на ноги – меня потом еще долго качало. А вот Бак…

Роджер нахмурился, уставив в пространство затуманенный взгляд: наверняка он сейчас видел перед собой Крейг-на-Дун и заново проживал момент пробуждения от капель дождя на лице. То, что я испытывала трижды… По спине пробежал неприятный холодок.

– У него что-то случилось с сердцем. Он чувствовал боль в груди и левой руке и дышал с трудом. Даже встать не мог – говорил, его будто придавило каменной плитой. Я принес Баку воды, и вскоре ему стало полегче. По крайней мере, он сумел подняться и побрел дальше, наотрез отказавшись хоть немного передохнуть.

После они расстались: Бак отправился искать дорогу в Инвернесс, а Роджер пошел в Лаллиброх, а затем…

– Лаллиброх! – На этот раз я схватила-таки зятя за плечо. – Ты был там?

– Да, – улыбнулся он, накрыв ладонью мою руку. – И встречался с Брайаном Фрэзером.

– Ты? С Брайаном? – Я недоуменно тряхнула головой. Какая-то бессмыслица!

– Полная бессмыслица, – весело согласился Роджер, словно прочтя мои мысли. – Мы попали не туда, куда хотели? – вернее, не тогда. И очутились в 1739 году.

В ответ на мой пристальный взгляд он лишь растерянно развел руками.

– Ладно, оставим это на потом, – твердо сказала я и продолжила осмотр. «Medias res»… Что, черт возьми, доктор Макьюэн имел в виду?