Затем мир рыбозаводчиков потряс сильный шок. Штоклер поскользнулся на банановой кожуре и сломал ногу. Я посетил его следующим же вечером. Когда я увидел его дом, переполненный новорожденными пижамами, я потерял остатки самообладания и упал перед ним на колени.
— Штоклер, — умолял я, — милый, любимый Штоклер! Ведь вы знаете какую-то тайну, какой-нибудь старинный ритуал, известный только друзам, вам и Мальсаговичу. Но вы скрываете ее от меня. Зачем вам нужно оставлять на произвол судьбы то, что вы открыли за долгие годы непосильного труда? Я прошу вас, Штоклер: откройте мне эту тайну. Имейте сострадание. В чем она? Что нужно сделать, чтобы пижамы размножались? Выручите меня ради Б-га, Штоклер!
Штоклер долго вглядывался в меня. Ему было нелегко совладать со своим внутренним волнением. Наконец он сказал:
— Идите домой и замочите шкурку одного полусгнившего банана в бензине. Дайте жидкости стечь, подождите, когда высохнет и внутренняя сторона, а потом разотрите ее в порошок. Полторы чайных ложки в двух литрах воды…
Словно подгоняемый фуриями, помчался я домой — нет, сначала к Мальсаговичу. Жалюзи его магазина уже были закрыты. Я постучался в заднюю дверь. Она была закрыта. Через слуховое окно я разглядел Мальсаговича, стоявшего в полумраке в укромном углу своего магазина. Он как раз взял большую коробку с надписью "Сделано в Германии". И то, что он вытащил из коробки, оказалось небольшим полиэтиленовым пакетом. А то, что роилось в пакете, оказалось маленькими пижамами. С хриплым вскриком я бросился на дверь. Она затрещала и распахнулась.
Смертельно побледнев, Мальсагович уставился на меня.
— Я… Я тут ни при чем, — пробормотал он. — Кто же знал, как эти проклятые скотины размножаются… А вот в Гамбурге есть торговый дом, рассылающий такие товары по всему миру. Ну, и мне. Только вчера г-н Штоклер купил у меня 250 мальков. Если хотите, можете оставить мне вексель, как и он. Я не скажу никому…
Так вот каков был ритуал старых друзов! Вот в чем была тайна Штоклера! Размножение по почте!
— Сколько стоит вся коробка? — спросил я…
Несколькими днями спустя ко мне пришел Штоклер. Я упал ему на грудь. Дружеские слезы блестели на моих глазах.
— Спасибо вам, дружище. Спасибо вам от всего сердца. Бананово-бензиновая смесь совершила чудо!
Штоклер стоял, не в силах вымолвить ни слова. Его взгляд медленно ползал по шестнадцати аквариумам, заполнившим все уголки моей комнаты, в которых бодро резвилось множество пижам. Внезапно его зрачки стали дико вращаться, что обычно является признаком внезапного приступа бешенства. Затем, издав нечленораздельный стон, он кинулся прочь.
Вчера я его встретил у Мальсаговича. Он пропустил мое приветствие мимо ушей. Я не обратил на это внимания. Такого опытного рыбозаводчика, как я, нелегко обидеть. С демонстративной уверенностью я купил семь аквариумов и удалился походкой профессионала, который совершенно точно знает, как покупать рыбок и держать аквариумы.
Откровенный разговор с собакой
Какое-то время мне казалось, что Франци интересует половая жизнь вообще только в виде группового секса, как мы это наблюдали при уже описанных драматических обстоятельствах. Лишь несколько месяцев спустя я обнаружил, что она была влюблена в лохматого черного дворового пса неизвестного происхождения, который в недавнем довольно регулярно к нам заглядывал и которого она открыто считала своей постоянной связью.
Лично я этого парня терпеть не могу. Мне противно само его существование. Он действует на меня, как хиппи, и я позволяю ему любить Франци только дома. В его последнее посещение, пока Франци хлопотала на кухне, мое гостеприимство зашло столь далеко, что я даже почесал ему живот. Собакам это очень нравится. Это им нравится так, что они ложатся на спину и раскидывают лапы, чтобы вовсю насладиться почесыванием.
— Хорошая собачка, добрая собачка, — бормотал я, пока он растягивался передо мной. — Собачке нравится, когда ей скребут животик, правда?
— Ничего подобного, — последовал громкий и отчетливый ответ. — Мне это вообще не нравится. Но кого интересует мое мнение? Такова жизнь.
Я был совершенно ошарашен. Как? Этот ублюдок дворняги, все свое время болтающийся на улице и ни разу не посещавший даже самые примитивные занятия, говорит на таком чистом иврите?
— Извините, — пролепетал я. — Вы понимаете человеческий язык?
— Все собаки понимают человеческий язык. Но только от людей они это скрывают.
— Но почему?
— Потому что вы, люди, со своей тупой болтовней и без того скучны. Стоит вам только догадаться, что мы вас понимаем, как ей не будет конца. Однако, почему вы прекратили чесать мой живот, уважаемый? Продолжайте чесать потихоньку, если вам это приятно. Обо мне не беспокойтесь. Я уже знаю, что сопротивление бесполезно. Следует ли мне еще немножко вывесить язык и слегка повилять хвостом? Или тихонько порычать?
Я прямо и не знал, что ответить. У меня не было опыта бесед с собаками.
— Во всяком случае, — сказал я, наконец, — я вас поздравляю с тем, что вы нашли такую милую спутницу жизни, как наша Франци.
— Милую?