Скажите Жофике

Теперь, конечно, тех воскресных дней не стало. Папы больше нет, поэтому мама и сегодня, в воскресенье, занимается тем же, чем в обычные дни: сначала убрала квартиру, потом завесила окна и в полумраке села к столу читать. Еще хорошо, что у нее, у Жофики, есть дело и она сможет уйти из дому, из этой унылой квартиры, – ведь ее уже дожидается дядя Пишта. Вчера он сказал, что сегодня на обед хочет тушеной картошки. Она уже разузнала, как ее готовить. Пора в путь. Улицы встретили Жофику утренней прохладой.

Дядю Пишту она застала уже на ногах. На этот раз ей не пришлось убирать его постель: он сам взбил подушки и даже проветрил их. Хорошо, что он понемногу заставляет работать свою больную ногу. Когда здоровые части тела работают, то и больные должны подчиняться, как будто и они нисколько не повреждены. "Нужно быть требовательным, – вспомнила вдруг она слова папы. – Переломанная кость труслива, ее надо аккуратно одеть в гипс, а потом хорошенько прикрикнуть, она испугается и станет послушной".

Как Жофика уже привыкла здесь! Дядя Пишта читает газету, а она убирает. Комната большая. В ней две кровати, только вторая даже на ночь остается застеленной. А сколько на ней подушек и перин! Видно, много народу спало тут когда-то, и на диване, наверное, тоже. Здесь Жофика всегда знает, что ей нужно делать, всегда находит для себя какое-нибудь занятие. Не то что дома, – там она выполнит все, что мама велела, и потом слоняется из угла в угол. Мама такая грустная. Чем бы утешить ее? Маме даже думать противно о школе, а как тут чудесно! Может быть, она просто забыла школу: ведь она давно была девочкой. Сегодня во время уборки Жофика сняла со стены шляпу, но на ней не было ни пылинки: оказывается, дядя Пишта каждый день сам стирал с нее пыль.

Картошка получилась довольно вкусная, только, как сказал дядя Пишта, Жофи "не пожалела водицы". В другой раз она сделает поменьше соуса. Разве то, что она тут варит, можно назвать обедами? Это просто-напросто игрушки по сравнению с тем, что готовят юные поварята. Тетя Биро купила для всех белые косыночки, а Жофи даже нечем прикрыть волосы. Правда, у нее коса, но все же не мешало бы иметь платочек. И передника белого у нее нет, один синий. Там, наверху, такие вкусные блюда готовят. Только Жофике в звено нельзя – она посредственная ученица.

Мама на обед сделала отбивные в сухарях с салатом из огурцов – ох как было вкусно! – и пирожное испекла бисквитное с лимонной начинкой. Жалко, что Жофики не было дома и она не видела сама, как все это делается. Как бы хотелось приготовить такое дяде Пиште! Мама ела очень мало и все следила, чтобы Жофика побольше брала. Жофи спрятала кусок бисквита на завтра, для дяди Пишты. Она уже принялась за фрукты, когда мама сообщила, что Марианна задержится в лагере на целую неделю, так как отдыхающих пионеров пригласили погостить в горняцкую деревню.

Еще хорошо, что мама сказала об этом в конце обеда: у Жофи от волнения так сжалось горло, что она ничего бы не смогла проглотить, даже к персикам пропала всякая охота. Марианна вернется только через неделю! Весь завтрашний день ей придется быть одной! Если Куль-шапке не удастся помочь Жофике, дядя Калман исчезнет навеки. Вдвоем с Марианной они смогли бы подойти к музею и оттуда, из какого-нибудь укромного уголка, следили бы за всем происходящим. В конце концов, Марианна тоже могла зайти в музей. А теперь? Что будет теперь? Она одна, совсем одна. И тайна. Жофи едва сдерживала слезы.

Дядя Калман, наверное, выбрал этот день, чтоб успеть в последний раз повидаться с Марианной. О чем он думает сейчас, когда укладывает вещи и собирается в путь? Что он станет теперь делать? Напишет Марианне прощальное письмо или передаст через кого-нибудь привет? Нет, он ничего не сможет передать. Во-первых, через кого он передаст? Да и что тут передавать?

Настал понедельник. Жофи очень волновалась. Старый Пишта то и дело поворачивал к ней свое намыленное лицо, без конца резался и проклинал тех негодяев, из-за которых он тут обдирал себе кожу. Но Жофи совсем не слышала его слов, она ничего не слышала. Личико бледное, будто всю ночь глаз не сомкнула. А пирожное, что принесла ему, оказалось очень вкусным, в особенности желтая начинка.

И чего так убиваться из-за этого проклятого забулдыги? У Андраша Киша ладонь что твоя лопата. На прощанье они договорились, что ежели иначе не получится, то придется отдубасить пьяницу. У Киша у самого уже ладони чешутся: давно-де не дрался, пора размять кости. Но не станет же он об этом рассказывать девчонке. Сама должна понимать, если старый Понграц сказал: "Дело будет улажено", – значит, будет улажено. Когда сломалась кафедра и директор школы со слезами в голосе стала причитать – мол, нарушен "учебный процесс", – он сказал: "Положитесь на меня", – а к полудню в эту дрянную кафедру уже была вставлена новая доска. Пусть учатся верить его слову.