С дальней стороны дороги донёсся ещё один протяжный вой. К нему добавился второй, затем третий. Невероятно громкие, переходящие в визг, от которого мне хотелось стиснуть зубы. Радар подняла голову, но не залаяла — она тихонько утробно зарычала.
— Волчары, — сказал я.
Дора кивнула, скрестила руки на груди, обхватив себя за плечи, и утрированно вздрогнула.
Завыло ещё больше волков. Если так будет продолжаться всю ночь, не думаю, что смогу как следует отдохнуть перед началом путешествия. Не знаю, прочитала ли Дора мои мысли или мне просто показалось. Как бы то ни было, она встала и жестом пригласила меня подойти к круглому окну. Она указала на небо. Невысокой Доре не нужно было наклоняться, а вот мне пришлось. То, что я увидел, стало для меня ещё одним потрясением, которые шли чередой в тот день.
Облака разошлись длинным просветом. В открывшейся небесной глади я увидел две луны, одна больше другой. Они, казалось, неслись наперегонки сквозь пустоту. Большая была
— Это происходит каждую ночь?
Дора покачала головой, развела руками, затем указала на облака. Она неплохо изъяснялась с помощью жестов и нескольких слов, которые могла написать, но в этот раз я не уловил суть.
Единственная дверь в коттедже, которая не вела ни на задний ни на передний двор, была высотой под стать Доре. Убрав со стола после ужина (она прогнала меня, когда я попытался помочь), она прошла в эту дверь и вышла пять минут спустя в ночной рубашке, доходящей ей до босых ступней, и в косынке поверх оставшихся волос. В одной руке Дора держала кроссовки. Она аккуратно — благоговейно — поставила их на полку у изголовья кровати. Там стояло что-то ещё, и когда я захотел взглянуть поближе, она с явной неохотой протянула это мне. На маленькой фотографии в рамке мистер Боудич держал щенка — очевидно Радар. Дора прижала фотографию к груди, погладила её, затем поставила назад рядом с кроссовками.
Она указала на маленькую дверь, потом на меня. Я взял свою зубную щётку и вошёл. Я видел не так много уборных, кроме как в книгах и фильмах, но эта мне показалась самой опрятной. Там стоял жестяной тазик с чистой водой и унитаз с закрытой деревянной крышкой. В настенной вазе цвели маки, благоухая ароматом вишни. Не было никакого запаха человеческих экскрементов. Ни малейшего.
Я вымыл руки и лицо, и вытерся маленьким полотенцем — также с бабочками. Почистил зубы. Я пробыл в уборной не дольше пяти минут, но когда вышел, Дора уже крепко спала на своей маленькой кровати. Радар улеглась рядом с ней.
Я лёг на свою импровизированную постель, состоящую из толстых одеял и одного аккуратно сложенного одеяла, чтобы укутаться. Пока оно было не нужно, угли в очаге всё ещё давали хороший жар. Наблюдать за их мерцанием было гипнотически. Без лун волки вели себя тихо, но вдоль карниза играл лёгкий ветерок; иногда при порывах звук становился низким, и я не мог не думать о том, как далеко очутился от дома. Ой, я же мог вернуться обратно, всего лишь поднявшись на холм, пройдя милю по подземному коридору и преодолев сто восемьдесят пять спиральных ступеней до вершины колодца, но это не те мерки. Тут другая земля. Эмпис, где не одна, а целых две луны мчались по небу. Я подумал об обложке книги, на которой была изображена воронка, заполняющаяся звёздами.
Затем я вспомнил о миссис Уилкоксен, моей учительнице из третьего класса, которая всегда заканчивала урок фразой: