Сказка

В последний раз я вернулся в роли Адриана Боудича в 1969 году. В 1972-м, когда мне было семьдесят восемь, я нанял смотрителя по имени Джон Маккин — отличный пожилой человек, надежный, ты найдешь данные о нем в городских архивах, если захочешь, — и отправился в свою последнюю поездку, предположительно в Египет. Но в самом деле я поехал не туда, Чарли. Три года спустя, в 1975-м, я вернулся как мой сын, Говард Боудич, в возрасте около сорока лет. Говард предположительно прожил большую часть жизни за границей со своей матерью, которая рассталась с мужем. Мне всегда нравилась эта деталь — почему-то расставание кажется более реальным, чем развод или смерть. Кроме того, это замечательное слово, полное аромата времени. После того, как Адриан Боудич предположительно умер в Египте, я решил остаться в городе и поселился в семейном особняке. Не было никаких сомнений в моем праве собственности, ведь я сам завещал его себе. Изобретательно, не правда ли?

Прежде чем я расскажу остальное, я хочу, чтобы ты остановил пленку и пошел в сарай. Ты можешь открыть его, у тебя есть мои ключи — по крайней мере, я на это надеюсь. Там нет ничего, что могло бы причинить тебе вред, я вернул доски на место и накрыл их блоками. Боже, какие они тяжелые! Но возьми мой револьвер, если хочешь. И еще фонарик, что лежит в кухонном шкафу. В сарае есть свет, но тебе все равно понадобится фонарик — ты поймешь почему. Посмотри, что там можно увидеть. Тот, которого ты слышал раньше, уже, наверное, полностью исчез, но останки того, что я застрелил, все еще там — по крайней мере, большая их часть. Когда сделаешь шафти, как говорят британцы[126]

, вернись и дослушай остальное. Сделай это обязательно. Поверь мне, Чарли. Я полагаюсь на тебя.

8

Я нажал кнопку «Стоп» и какое-то время сидел не двигаясь. Должно быть, он был сумасшедшим, хотя никогда не казался таким. Он был в ясном уме даже в конце, когда позвонил мне и сказал, что у него сердечный приступ. В этом сарае действительно что-то есть — или было раньше, — это несомненно. Я слышал это, Радар слышала это, и мистер Боудич вошел туда и убил это создание. Но сто двадцать лет? Вряд ли кто-то прожил так долго, разве что один из десяти миллионов, и никто из них не возвращался домой, выдавая себя за собственного сорокалетнего сына. Подобные вещи случались только в историях для детей.

— Сказки, — сказал я вслух, и был так взвинчен — так напуган, — что звук собственного голоса заставил меня подпрыгнуть.

Поверь мне, Чарли. Я полагаюсь на тебя.

Я встал, чувствуя себя так, как будто был вне своего тела. Не знаю, как описать это лучше. Поднявшись наверх, я открыл сейф и достал револьвер 45-го калибра, принадлежавший мистеру Боудичу. Он все еще был в кобуре, а кобура все еще висела на поясе кончо[127]. Я застегнул пояс у себя на талии и закрепил кобуру на ноге веревками, чувствуя себя абсурдно, как маленький мальчик, играющий в ковбоя. Я ощущал вес револьвера и знал, что он полностью заряжен.