Сказка для взрослых

Время шло и соловья-разбойника стали все чаще видеть в кабаньем стане. Шепелявая скотина веселила присутствующих своим произношением на иностранный манер, отпуская налево и направо сальные шуточки по поводу и без. Время от времени скотина подшучивала над предводителем кабанов, и по прошествии нескольких дней старый боров все чаще становился главным героем рассказываемых анекдотов, а спустя еще неделю сплетни о вожаке стали излюбленными застольными шутками любого гуляющего сообщества.

Вначале над старым кабаном тихо посмеивались, потом открыто смеялись и, наконец, начали отзываться откровенно неуважительно. Идея о смене предводителя витала в воздухе, а говорливые сплетницы регулярно напоминали о ней лесным жителям. Плюс ко всему, под конец всяческого гуляния появлялась болотная прынцесса. Изложенные факты, безусловно, не остались не замеченными котом. Найдя подходящий момент, полосатая живность тихо покинул кабанью лежку, чтобы встретиться с пучеглазой. Отыскав пернатое чудище, полосатый прохвост подкрался к птице с тыла, и неожиданно для нее спросил:

– А как же наш уговор, красавица?

Сову передернуло, подбросило вверх, ударило о толстенную ветку и вырубило. Врубало пучеглазую трижды, однако каждый раз, когда она открывала глазищи и созерцала перед собой усатую морду кота, ее передергивало, подбрасывало, било о ту же ветку и вырубало опять. Во время третьего круга, аккурат после вырубания, но еще до момента открывания глазищ, кот оттянул обездвиженную тушку на середину полянки. Сова пришла в себя, ее по обыкновению передернуло, подбросило, но о ветку не ударило, отчего пернатое чудище еще больше удивилось и вновь вырубилось, шмякнувшись плашмя оземь. Котяра намочил лапу в луже и брызнул на распластанное тело. Пернатая открыла один глаз, зажмурилась, открыла второй, попыталась вскочить, но когти полосатого не дали самодеятельной актрисе продемонстрировать свой сценический талант:

– Я повторю свой вопрос: так как же наш уговор?

– Какой уговор? При чем здесь уговор? Уйди, грязная скотина, я тебя не знаю! Извращенец, перестань приставать к беззащитной даме! – сова явно бредила. По всему было видно, что животная не погружалась в нирвану довольно долго, потому ее конкретно колбасило…

– Это я, кот, – попытался начать разговор полосатый.

– Да вижу, что не крот. И что с того? Думаешь, если ты кот, то тебе все дозволено? Да вот дудки тебе! Меня голыми лапами не возьмешь! Совы не сдаются! Ну-ка, выходи, скотина, на честный бой. А? Что, сдрейфил? Испугался? – кричала пернатая, примеряя на себя грозный образ несгибаемого самурая, отчего картинка становилась еще более смешной.

– Я, это, – спокойно ответил котяра, – я поговорить пришел.

– Поговорить он пришел… Вы слышали? Поговорить он пришел. Да видали мы таких говорильщиков!.. – беленилась пучеглазая. Затем до нее дошел смысл сказанного котом и она, поменяв тон, позу и образ, скромно согласилась, – Пришел поговорить – говори. Только не надо прынцессе зубы заговаривать да по ушам ездить. Я этого не люблю… Или нет, наоборот, люблю… Короче, ты начинай, а там посмотрим… В смысле – поглядим, кто тут кому шакалом будет… Ну, чего молчишь, наглая твоя усатая морда?

– Так ты же полжелудя вставить не даешь.

– Кто не дает? Я не даю? Ну да, не даю… Я такая…

Котяра зажал лапой клюв совы. Та во всю мочь задергалась и замычала. Кот тряхнул создание, не отпуская клюва, и сказал:

– Замолчишь – отпущу.

– М-м-м, – замычало совиное тельце.

– Кивни, если согласна.

Сова послушно кивнула.

– Ну, вот и ладушки, вот и чудненько. Послушай меня, умница. Тебя, похоже, от отсутствия дури штырит сильнее, нежели от нее самой.

– Ой плохо мне, касатик! – завела свою песню пучеглазая, но котяра тут же снова зажал клюв собеседнице:

– Ты помнишь, что мы договорились друг дружке помочь? Ты мне – наказать шакала, а я тебе – вернуть болото.

Кот медленно отпустил зажатый клюв.

– Да, припоминаю, – кивнула пернатая.

– У тебя что-то поменялось?

– У меня – нет. А у тебя?

– Послушай-ка, умница-разумница, соловей-разбойник не у меня в друзьях, но только он как-то сильно активно начал с кабанами общаться да тебя на эти посиделки приглашать… Объяснишь, что происходит? Только без этих твоих шакальих штучек.

– Легко. Тебе с забубонами, или без?

– Мне попроще.

– Извольте, милостивый государь, – высокопарно начала пернатая. – Я тебе обещалась кознеплету на вас с кабаном донесть?

– Обещалась, – в тон сове ответил кот.

– Донесла.

– А при чем здесь это? – пришло время удивляться коту.

– Как сам думаешь, в каком состоянии после услышанного был шакал?

– Думаю, в приподнятом, – хохотнул котяра.

– Я это существо таким еще никогда не видывала. И знаешь, что оно в результате понавыдумывало?

– Меня порвать, кабана порвать, других кабанов – тоже порвать… Затем, скорее всего, бесился, ругался и бился головой о сосенку, а когда надоело – надавал присутствующим всяческих гнусных заданий и еще с полдня не находил себе места… А успокоилась скотинка, думаю, уже сильно затемно. Я ничего не перепутал?

– Все в точности так и было.

– И? К чему ты меня об этом спрашивала?

– Ну, ты же сам сказал: шакал всем присутствующим заданий всяческих гнусных понадавал. А я, как видишь, с момента прибытия на стольную поляну, все время в присутствующих числюсь, потому как без дурманящих субстанций потеряться из реальности у меня не выходит, отчего, собственно, и страдаю.

– И?

– Не тупи, полосатый! Коли я там была в момент приступа бешенства, то уж будь уверен – без заданий ответственных не осталась…

– И?

– И мы с соловушкой получили очень важное поручение – разузнать что, где, когда и почему происходит в стане кабанов.

– И?

– Вот и разузнаем, тусуясь промеж клыкастых. Теперь понятно?

– Теперь понятно, – вошел в суть дела полосатый матрац. – Ты, это, не дуйся на меня, в общем… А то ведь я чего подумал…

– Ты подумал, что сова своего слова не держит, и стала старому шакалу подыгрывать. Так ведь?

– Так, – кивнул котяра.

– Ладно, проехали. Я на тебя зла не держу. Говори, чего пожаловал.

– Ну, так… – растерялся кот.

– Вот только не надо мне втирать, что приперся за тридевять земель прощения попросить.

– Ну, не так уж и за тридевять земель, но, в общем, да. Пришел выяснить, за кого ты.

– Выяснил?

– Угу.

– А еще чего хотел?

– Ну, если честно…

– Послушай, котяра, я, может, и не всегда адекватная, но не дура – это точно. Так что, говори – чего пожаловал, не юли.

– С первым этапом ты нам здорово помогла… Сможешь помочь со вторым?

– Так ты вначале обрисуй, чего вы там удумали, а уж я сама выводы сделаю.

– Расклад, в общем, не шибко сложный: нам надо довести хитроплета до белого каления, да так, чтобы у него крышу сорвало.

– Так вроде все и так удалось…

– Все, да не все. Это еще не белое каление. Занервничал – это хорошо, но мне надо, чтобы он трещал по швам от злости…

– А не боишься? Шакал – он очень влиятельный, злопамятный и коварный.

– Боюсь, но без этого у меня ничегошеньки не выйдет, ибо ежели эта скотина усомнится хоть на желудь в серьезности моих намерений сбросить его с престола, он нам быстро покажет кузькину мать.

– Чего покажет?

– Кузькину мать.

– Что это – «кузькина мать»?

– Не знаю, люди так говорят. И я так понимаю, если показать кузькину мать, то это как-то не совсем хорошо для них, для людей.

– С кузькой не поняла, но смысл, кажется, уловила: тебе, чтобы торговаться с хитроплетом, надо, чтобы он во всю эту хрень поверил по-настоящему, до дрожи в коленках, до глаз, как у меня, и до адреналина под хвостом!

– Точно, молодца пернатая, – выпалил кот, радуясь, что сова все ответы за него придумала. Уж очень тяжело ему было с совой-то тягаться, ибо и думали, и действовали зверьки абсолютно одинаково. Порода, знаете ли.

– И что прикажешь делать дальше? – развела крыльями пернатая.

– А что хочешь – то и делай, но только при любой возможности подзуживай хитроплета, страсти нагнетай, чтобы скотина спала плохо, нервничала и постоянно пребывала в состоянии повышенной агрессии.

– Ой, порвет он тебя, ой порвет, – запричитала пернатая.

– Не порвет, – уверенно ответил кот. – Любая злящаяся скотина не способна мыслить трезво, и все ее взбешенное естество занимает только одна мысль о мести. Соответственно, животная, находящаяся в подобном состоянии, совершает одну ошибку за другой – на что, собственно, я и рассчитываю.

– Ну, ты котик уже большой, вот сам и решай, чего тебе делать… Я обещала подыграть – подыграю, но, только, чур – два условия…

– Было же одно? Мне – шишки, тебе – болото. Что ты еще придумала?

– Вот если тебя шакал рвать начнет, а он, чет мне кажется, обязательно тебя рвать начнет, то ты уж обо мне ни мяу, ни полмяу… Лады?

– Не вопрос.

– Ну и пунктик с болотом – так и остается открытым.

– Само собой, обижаешь.

– Ну, так чего же мне еще необходимо отчебучить, чтобы шакала довесть?

– А давай-ка ты ему скажешь, что кабаны начали мигрировать по лесу, равномерно распределяясь по всем подконтрольным ему территориям. И еще – что какой-то неизвестный тебе план придумали кот и кабаний вожак.

– Да не вопрос, сделаю… Мне шакала самой злить нравится.

– И еще, хотел тебя попросить маякнуть мне, когда скотина спустит с цепи волков…

– Так он их по-любому спустит… И что тебе от этого?

– Попробую схорониться, чтобы под раздачу не попасть. А то ведь я – скотина неповоротливая, грузная и медленная. Боюсь, не успею ретироваться, на беду себе и на радость хитроплету.

– Договорились, полосатый… И не забывай о болоте…

– Я же пообещал… А мое слово… Ну, сдержу я его, в общем…

– Ладно, бывай, лохматый – не отсвечивай. Чеши себе по-быстрому пока нас тут не срисовали шакальи прихлебаи.

Назад котяра вернулся в приподнятом настроении, также тихо, как и испарился.

Однако во всем этом спектакле присутствовал еще один герой, благодаря которому разговор совы с полосатым матрацем стал известен шакалу. И это был соловей-разбойник.

Скотина всегда была подлой, наглой и беспринципной, а еще – лживой до безобразия и трусливой до заикания. Описанные качества никогда не задевали струн совести обладателя сих красочных эпитетов, по причине отсутствия этих самых струн даже в чисто гипотетическом измерении. Животная совмещала в себе все известные в лесу пороки, при этом нисколько не гнушалась испробовать чего-то новенького, как то: нетрадиционную ориентацию, подглядывание, подслушивание и прочие веяния. Мерилом всего в тщедушном мозгу соловья-разбойника были шишки, за которые эта скотина готова была продать даже собственную мать, которой, к его глубокому сожалению, никто не интересовался.

Так и в этот раз: получив от старого шакала предложение шпионить за совой, соловей-разбойник охотно его принял. Одним словом, старый шакал узнал о договоренностях совы с котом слово в слово.

Кознеплет обрадовался, но не стал показывать этого окружающим, особенно лешему и медведю. Скотина решила, как всегда, достать этот козырь в самую последнюю очередь. Жизнь, проведенная в интригах подсказывала проходимцу, как использовать появившийся шанс. Более того, он прекрасно понимал, что мозги кота, не раз обводившие его, кознеплета, вокруг пальца, смогут, при необходимости, оставить в дураках не только самого великого инквизитора, но и все его шакалье окружение.