Сказка – ложь…

Да, немалую роль в моём согласии сыграло то, что я вновь понесла и на этот раз уж точно была намерена сохранить дитя живым и здоровым, чего бы то ни стоило. А раз появится ребёнок, рассудила я, то почему бы ему не стать королевским? Ведь это дитя достойно самого лучшего! Ради него и его будущего я была готова на всё. Даже ввязаться в грязные делишки моего муженька и обратиться за помощью к силам столь древним и зловещим, что сами полузабытые имена их вводили большинство людей в трепет. Но я давно уж не была в числе большинства…

Случай разобраться с соперниками Энгуса не заставил себя ждать, те снарядились в большое плавание, уж и не вспомню зачем, видно замаячила где-то у чужих берегов богатая добыча. Двадцать кораблей сошли на воду под предводительством королевского брата и его сына, ещё десять под рукой мужнина племянника к ним присоединились, соперничая в пышности отделки, свирепости воинов и сладкоречии бардов. Полкоролевства вышло в тот день на берег проводить в поход своих героев, сколько песен было спето, сколько пива и сладкого вина выпито в их честь, не сосчитать. Только всё зря. Едва скрылись из виду их паруса, налетел невиданной силы шторм. Выжившие рассказывали после, что волны кидали просмоленные дубовые суда, словно щепки, ветер рвал кожаные паруса, будто тонкий лён, а цепи, их удерживающие, лопались со стоном, как струны арфы под пальцами неумелого музыканта. Лишь семь изрядно потрёпанных кораблей из тридцати сумели возвратиться к родному берегу. Множество славных воинов и умелых мореходов сгинуло в пучине в ту ужасную ночь и с ними любимый брат короля, его внук и племянник.

Мой непутёвый муж в одночасье сделался единственным наследником своего отца. Думаете, он явился ко мне с дарами и благодарностями? Как бы не так!

Энгус был в ужасе! Оставшись со мной наедине, этот презренный трус накинулся на меня с обвинениями и упрёками, мол, я своим колдовством вызвала бурю и погубила зря столько народу. Как будто не его тщеславие было тому виной, а лишь моя злая воля! Конечно, я не преминула напомнить ему чья тут выгода в первую очередь, припомнила каждое его слово о будущей короне, каждую просьбу о помощи её получить. Можно подумать, он не понимал, о чём просит! Тут он сник, принялся лепетать что-то о несоответствии цели и средств, но я лишь плечами в ответ пожала; я ведь предупреждала, потребуется плата и не моя вина в том, что он рассчитывал уплатить меньше, чем потребовали Силы.

Я и сама когда-то по наивности своей совершила похожую ошибку, но всё же расплатилась сполна, трижды – за месть, за богатство и за власть. Три быка и два младенца. Что ж, могло выйти и дороже… Так уж всё устроено, чем сочнее кусок, тем выше за него цена, чем желаннее цель, тем больше крови за неё приходится пролить. Быть королём – значит распоряжаться чужими жизнями, если не готов к такой ноше, нечего было и пытаться взвалить её на плечи!

Понурый и мрачный покинул муж мои покои, а после пил со своими побратимами пока не упал без чувств; будто в вине можно утопить совесть, будто можно залить им бушующий в сердце пожар. Трижды вставало и садилось солнце после нашей размолвки и вот, снова пьяный в стельку, он вломился ко мне среди ночи. Хотела я его прогнать, напустила на себя вид холодный и надменный, но впервые не сумела с ним справиться. Словно мятежный дух в него вселился! Руки Энгуса будто превратились в железные клещи, а тело в медвежью тушу. То он ругался и называл меня проклятой колдуньей, то смеялся и шипел мне в ухо, что я всего лишь обычная баба, ничем не лучше других, и он, де, будет поступать со мной, как и с прочими всегда поступал, и что должна я, наконец, узнать его превосходство. В страхе за ребёнка, что носила под сердцем, я стала просить его прекратить, но тем лишь сильнее распалила. В ту ночь он заставил меня пролить слёзы. Первые мои слёзы со встречи с Королевой Фей, и наутро, разглядывая уродливые синяки на своей белоснежной коже, я поклялась, что он дорого заплатит за каждую каплю.

Впрочем, уже совсем скоро, устыдившись сделанного, а может и испугавшись на трезвую голову расплаты, муж мой так раскаивался в своей жестокости, так просил прощения, стал так ласков и щедр, так предупредителен и нежен, что я оттаяла и оставила мысль о мести. Тем более, самое главное моё опасение не сбылось, дитя осталось в порядке, дикая выходка отца на нём не сказалась. В кои-то веки, подумалось мне, в нашей семье наступила тишь да гладь. Оба мы, и я, и Энгус делали вид, что ничего меж нами не произошло, старались изо всех сил, так что, в какой-то момент я даже поверила, что счастлива.

Однако, вскоре, кобелиная его натура взяла верх.

Чем больше рос мой живот, тем реже видела я мужа по ночам и тем чаще то одна, то другая смазливая служанка или рабыня щеголяли яркими тканями, да дорогими украшениями. И если с этими девками я ещё могла что-то поделать, прогнать прочь за какую оплошность или попросту продать, то дочери и юные жёны благородных семейств оставались вечной проблемой.