Сказка – ложь…

А тут ещё её ручной монах всё время рядом вертелся со своими поучениями, он после смерти старого короля при дворе прочно корни пустил, так, что вскоре совсем обратил мою свекровь в свою веру. Даже имя ей другое дал. Старое, дескать, не годится. А та и рада была! Даром мать с отцом старались, отреклась королева на старости лет и от данного ими имени, и от богов, что они почитали. Облачилась с ног до головы в чёрное, точь-в-точь ворон, под тонкое платье нацепила колючую тунику из конского волоса, есть стала одну кашу, хлеб и воду, отцом же стала звать того монаха. Во всём ему старалась подражать, даже книгу себе завела волшебную, как у наставника. Специально для неё ту переписали на лучшем пергаменте да переплели в чёрную кожу. Эту-то книгу ей целыми днями и читала специально обученная рабыня. Королева же, знай слушала, а после бежала к своему «отцу» с вопросами, чтобы он ей, значит, разъяснил услышанное. Побеседует с ним, покивает, а назавтра опять тоже самое. Как только у того терпения хватало, ума не приложу! Ну да, сейчас не об этом.

Главное в том, что стала эта парочка на меня зуб точить, всё-то им во мне не нравилось, каким боком не повернись. И красива-то я чересчур, будто не милостью богов, а кознями злых духов даруется подобная красота, и умна слишком, и характер-то у меня прескверный, ещё и от хворей исцелять могу, а там, кто знает, может и другим колдовством владею? Даже сыновья мои и те им не угодили! Слишком были похожи на мать. Видать, потому эта старая заноза и напела королю в уши, что мальцов непременно надо у меня поскорей отнять да отдать на воспитание, мол, так полагается обычаями! Обычаями, которые она же теперь презирала, как нечестивые.

Что я только не делала, как не изворачивалась, но муж, наслушавшись материных советов, был непреклонен – мальчиков должно воспитать воинами, а под бабьей юбкой им такими не стать. Так что, едва научились мои голубки держать деревянный меч да сидеть верхом, отправили их на воспитание в чужую усадьбу, под крыло к человеку опытному и суровому, не одну битву прошедшему плечом к плечу ещё с их дедом, а после и с отцом. Сердце моё разрывалось от боли, когда глядела я в последний раз на их золотистые макушки, недоброе предчувствие настойчиво свербело под рёбрами, сам ветер, казалось, нашёптывал, что больше не доведётся мне их обнять. Однако же и тогда я нашла в себе силы улыбнуться им ободряюще, расцеловать на прощание и отпустить, как было велено. Радостные да весёлые уезжали мои мальчики навстречу судьбе, не терпелось им выучить все воинские приёмы и премудрости до единой, чтобы стать великими героями, когда придёт их час. А у меня после их отъезда словно сердце из груди выкрали, подменив его тяжёлым камнем.

Но и камень можно разбить, если ударить по нему достаточно сильно.

Лишившись и внимания мужа, и возможности заботиться о сыновьях, всё своё время я стала уделять тайным наукам, день за днём, ночь за ночью совершенствуя своё магическое искусство. Я позабыла страх и заглядывала в такие бездны, куда даже мудрейшие из мудрейших лишь изредка решались бросить беглый взгляд, но делала это не тщеславия или выгоды ради, а единственно из желания заполнить гнетущую пустоту внутри. Только в своих покоях, наедине со своими гримуарами я на время могла забыть обо всём, занять беспокойные мысли особенно трудной задачей и радоваться, как дитя, найдя её решение, пока не раздавался робкий стук служанок в дверь и мне не приходилось снова возвращаться к своим обязанностям, снова надевать фальшивую улыбку и встречать очередных важных гостей, снова играть роль радушной хозяйки и подобно позолоченному изваянию украшать собой тронный зал мужа-короля, до тех пор, пока не пропоют первые петухи.