Сказка моей жизни

«Сорё. 2-й день Рождества 1857 г.

Счастливого Рождества и такого же Нового года! И в новом году уж не давать над собой власти хандре, не позволять своему хорошему расположению духа покрываться паутиной! Взгляните на Млечный Путь, вспомните великую богатую сказку жизни вселенной, проследите ее через все фазисы существования до последнего дня, и давайте возблагодарим Бога за бесконечное великолепие, которое Он уготовил нам и по эту и по ту сторону жизни, и сдунем радостным вздохом все паутинки мелких планет! Поэзия, слава Богу, лучший воздушный корабль, нежели все те пестрые воздушные шары, на которых акробаты-виртуозы ежедневно то подымаются, то опускаются согласно непостоянному и часто призрачному aura popularis. Если Вам теперь удастся поймать Ваш «Блуждающий огонек», то пусть он освободит Вас от этого паука-демона, который опутывает нас всевозможными паутинками мелочей житейских! Я попытался сделать это в своем романе «Четыре рубина», но идея не вылилась у меня достаточно ярко. Стареешь, и самые идеи становятся какими-то худосочными, не облекаются в плоть и в кровь, без которых все-таки нельзя обойтись на этом свете. Порадуйте же нас поскорее известием, что Вы снова смело и радостно воспарили к небесам поэзии.

Ваш сердечно преданный

Ингеман».

1858 г

В последние годы мне так часто говорили, что я вынужден был наконец поверить, будто сказки мои в моем собственном чтении получают особенно яркий колорит. И чем многочисленнее бывает кружок слушателей, тем чтение больше удается мне, и все же я всякий раз приступаю к нему с невероятным страхом. В первое время я даже проводил всегда бессонную ночь в ожидании чтения, а в самый вечер его меня просто била лихорадка. И страх возбуждала во мне не какая-нибудь отдельная личность из слушателей, хотя бы и очень значительная сама по себе; нет, меня пугала толпа, масса. Она как будто окутывала меня туманом, сковывала по рукам, по ногам. А между тем она всегда награждала меня шумными знаками одобрения.

В последние годы у нас в Копенгагене основался «Союз рабочих», прототип ныне существующего. Во главе лиц, ратовавших за устройство в этом кружке публичных чтений и лекций общеполезного содержания, стояли профессор Горнеман и редактор Билле. Они-то и обратились ко мне с просьбой прочесть в кружке несколько моих сказок.

То было тревожное, тяжелое время. Желающих послушать чтение было гораздо больше, нежели мог вместить зал кружка, и они теснились к окнам, требуя, чтобы их отворили. Такое обстоятельство еще больше взволновало меня, и без того робкого по природе. Но как только я взошел на кафедру, весь страх мой прошел. Я предпослал чтению несколько вступительных слов:

«В числе прочих чтений, которые предполагается устраивать в кружке, признано нужным уделить место и чтению поэтических произведений, открывающих перед нашими глазами и сердцами мир красоты, истины и добра.

В английском флоте по всем снастям, и большим и малым, проходит красная нить, указывающая на принадлежность флота короне; по всем событиям и проявлениям человеческой жизни тоже проходит невидимая нить, указывающая, что мы принадлежим Богу.