Отец пошутил, что все другие предметы и в подмётки не годятся квиддичу, поэтому на втором курсе их ожидает ещё один разговор о том, кем бы они хотели быть в команде. Когда Джеймс и Эмма начали дразнить друг друга, что будут вести свой собственный счёт, Чарльз подумал, что они говорят об отборочных испытаниях.
Джеймс побежал по лестнице, а Эмма последовала за ним, задаваясь вопросом, что же делать. Джеймс внезапно остановился посреди коридора и повернулся к ней, но сестра завела его в комнату. Она знала, как много для него значит быть гриффиндорцем и как долго он сдерживался ради неё. Кроме того, у Эммы была идея. Ну, половина идеи. Она уставилась на мантию со змеёй и зелёной подкладкой, которая была сложена в верхней части её чемодана, и глубоко вздохнула.
— Мама! — закричала она, — я не могу найти свой чемодан!
— Он на твоей кровати, дорогая, — ответила Натали.
— Но его там нет. Куда ты его положила?
Как и ожидалось, её мама поднялась в комнату. Когда она увидела Эмму возле её чемодана, она яростно нахмурилась и уже открыла рот, чтоб ругать её, но быстро закрыла дверь за собой, когда увидела, во что одета дочь.
— О, Эмма, — вздохнула она, и девочка заплакала, обняв маму.
— Мне так жаль, — всхлипнула Эмма. — Я не знала, как тебе сказать, а папа… — она шумно выдохнула. — Я не знаю, что скажет папа. Я не хотела всё испортить для Джеймса. Я не специально.
Натали Поттер вздохнула и взяла с тумбочки салфетку. Пока её дочь вытирала нос,
всё время вздыхая, она уже не в первый раз задумалась о том, какое влияние имеет факультет. Конечно, это помогало найти друзей с одинаковыми базовыми чертами характера, а исследования показали, что это помогало легче влиться в коллектив, но… проблема была в соперничестве. Сама она участвовала в соревновании Когтевран–Пуффендуй, но Гриффиндор и Слизерин были чем-то совершенно другим. В этом и проблема. Чарльз был не единственным, кто продолжал это соревнование даже после выпуска. Она скрыла улыбку, глядя на дочь и думая о хитрой уловке, которая позволила Эмме привести её в комнату. В ней было так много Чарльза — гордого, не желающего показывать страх. Она задалась вопросом, почему её дочь не в Гриффиндоре? С другой стороны, Эмма была более тихой и осторожной, по сравнению с Джеймсом. Она подумала о словах дочери: «Я не хотела всё испортить для Джеймса». Они долго ждали детей, и Натали была рада, что у неё двойняшки. Сначала она волновалась из-за слухов о соперничестве, драках, проблемах с двойняшками, но Джеймс и Эмма были как две части одного человека. Они, казалось, чувствовали, когда им нужно помочь друг другу, и это успокаивало её, когда дети отправились в Хогвартс. Она надеялась, что соперничество между факультетами не разлучит их.
Спустя время, рыдания Эммы стихли, но потребовалось много слов утешения, прежде чем она спустилась вниз. К тому моменту Джеймс уже держал в руках воображаемый меч и, в свойственной ему гриффиндорской манере, рассказывал отцу о своих приключениях с Полной Дамой и её глупыми паролями.
— А вот и она! Твоя мантия нашлась? Иди сюда и покажись своему старику.
Джеймс неловко смотрел со стороны, желая помочь, но не зная, как именно. После минуты слабости Эмма стала смелее: ей не хотелось, чтобы папа думал, что она не унаследовала ни единой гриффиндорской черты. Она подошла к отцу, который обнял её и закружил, смеясь. Только, когда он вернул её на пол, Чарльз заметил цвет внутренней стороны её мантии.
— Эмма, — сказал он сдавленным голосом, — я думаю, они перепутали твою мантию.
— Нет, — сказала она, показывая вышитого львёнка на внутреннем кармашке, — я в Слизерине, папа. Разве я об этом не писала в письмах?
— Нет.
— Эмма, — предупредила её мама, но теперь девочка не могла остановиться. Эмма почувствовала, как её охватывает безрассудный гнев. Это было сюрреалистично.
— Что-то случилось, папа? — передразнила она. — Ты думал, что я попала в Гриффиндор только потому, что Джеймс там?
— Они ошиблись, — сказал он, качая головой. — Никто из моих детей не может быть в Слизерине. Они недостаточно хороши для тебя.
— Ну, шляпа решила, что были. Может быть, я недостаточно хороша для тебя?
— Может быть, — согласился Чарльз, прежде чем понял, что сказал. — Эмма, я не…
— Мама! — воскликнул Джеймс. — В духовке что-то горит!
— Жаркое, — застонала Натали, бросаясь к своей палочке.
В итоге, блюдо спасли, но ущерб уже был нанесён Чарльзом. Джеймс молчал во время всего обеда, а Эмма бездумно ковыряла вилкой в тарелке. Когда с едой было покончено и дети легли спать, Натали бросила укоризненный взгляд на мужа.
— Ты мог бы справиться с этим лучше.
— Я знаю.
— Она твоя дочь, Чарльз. Не какой-то предубеждённый тупоголовый дурак, с которым ты учился. Она тот же человек, которым была этим летом. Дети, с которыми она была распределена, не несут ответственности за преступления нашего поколения и Грин-де-Вальда. Они, вероятно, даже не знают о ненависти к магглам. Эмма — не все. Всё, о чём ей известно — это страх, что папа больше не будет любить её из-за решения старой шляпы, которой две тысячи лет.