«Сказка о царе Салтане» как христианская фэнтези

Кстати, Мелюзина в образе огромной змеи тоже улетает от своего мужа. Хотя до того она плавала.

То есть, способ оборотничества у лебедя и змеи в данной истории один и тот же.

Только царевна-Лебедь никуда не улетает. Я дальше объясню, почему.

Легенда о Мелюзине попала в Россию в 1677 году, когда появился перевод этой повести с польского «преводника» Ивана Руданского. (Прошу обратить внимание на мистику имен: даже переводчик «Руданский» созвучен «Рюделю»! Ложная этимология, но очень впечатляет). Есть целый пласт литературы, посвященной разным истокам пушкинских текстов, мой доклад на это, естественно, не претендует. Мы исследуем христианскую фэнтези.

Сказка Пушкина, как всякая добропорядочная христианская фэнтези, органично сочетает два несовместимых компонента: бьющее через край волшебство и христианскую религию. Причем, христианство — восточное, православное, более того — глубоко церковное.

Что такое волшебство персонажей «Сказки о царе Салтане»? Это нечто им присущее. Они это не взяли, не отколдовали, не получили от дьявола в обмен на что-то; это — часть их натуры, составляющая их личности. Аналогия у меня только одна: блаженный Иероним видел в пустыне кентавров, и они его расспрашивали о Христе. То есть, существа с изначально волшебными, сказочными свойствами вполне в состоянии принимать христианство.

И вот здесь, в идеологии, начинается глобальное расхождение между чистой фэнтези — легендой о Мелюзине, и православной фэнтези — сказкой о царе Салтане.

Потомки Мелюзины, коими мнили себя Лузиньяны, любили напоминать о своем происхождении от дьявола. Они воспринимали это не то всерьез, не то как шокирующую и немного опасную игру. В общем, кокетничали родством с нечистым. (Об этом, в частности, сообщает в своей статье о Гвидо Лузиньяне Галина Росси).

У пушкинского Гвидона — совершенно иное. Он абсолютно не носится со своими чудесными свойствами. Понадобилось — воспользовался, не надо — он и не вспоминает о них. Это стопроцентно христианский герой, несмотря на его постоянное общение с волшебством.

Чудесный ребенок, мгновенно выросший, оклеветанный при рождении как урод, был, тем не менее, крещен. Мы это знаем, потому что для изготовления лука он воспользовался шнурком от креста:

Ломит он у дуба сукИ в тугой сгибает лук,Со креста снурок шелковыйНатянул на лук дубовый…

В определенной мере он создает чудесное оружие, из которого поражает злого колдуна. Кичится ли он этим подвигом? Скромнейшим образом тут же искренне о нем забывает. Злой колдун вообще больше никак не фигурирует. Чисто православный подход ко злу: уничтожил и забыл.

Далее Лебедь в одну ночь (как и фея Мелюзина) возводит город. Но что это за город? О чем прежде всего упоминают впоследствии корабельщики, которые его видят?

Стены с частыми зубцами,И за белыми стенамиБлещут маковки церквейИ святых монастырей…

Как встречают Гвидона в городе, который для него создан?

Мать и сын идут ко граду,Лишь ступили за ограду,Оглушительный трезвон

Поднялся со всех сторон;К ним народ навстречу валит,Хор церковный Бога славит;В колымагах золотыхПышный двор встречает их;Все их громко величаютИ царевича венчаютКняжей шапкой…

В общем, полное Трехсотлетие Дома Романовых. Перед нами — полная симфония царя и народа, соединенных через Бога, через венчание на царство. Это первое венчание Гвидона (второе — с Лебедью). Оно описано в полном соответствии с православным представлением о том, каковы должны быть отношения царя и его страны.

Корабельщики также прежде всего видят церкви, дворец и сады:

В море остров был крутой,Не привольный, не жилой…А теперь стоит на немНовый город со дворцом,С златоглавыми церквами,С теремами и садами…

Сад — еще одна райская примета. «Изоб нет», замечают корабельщики, т. е. народ живет очень зажиточно, не в избах, а в теремах.

На что похож этот остров? На расписное пасхальное яичко, в котором заключено все: весь мир и радость Воскресения. В этом смысле «Сказка о царе Салтане» — торжество православной эстетики.

Как относится Гвидон к своим недругам? О колдуне мы сказали: убить и забыть. Как быть с клеветницами-тетками? Они еще не вполне погибли — это раз. И два — они родня. Апостол велит заботиться о родственниках. Поэтому с ними Гвидон поступает иначе. В облике комара и мухи он жалит теток в глаза, но в образе шмеля пожалел «очей старой бабушки своей», тяпнул ее за нос. И в конце концов эти три дамы получают если не прощение, то, во всяком случае, избегают наказания.