Сказка про Федота-Идиота и Ивана-Дурака

— Принцессу уже есть, кому обхаживать, — весело ответила Пелагея, — и вообще, какая я тебе матушка?! Мне всего-то двадцать пять годков.

Глава двадцать восьмая

В человеке есть два человека: один бодрствует во тьме, другой спит при свете.

Халиль Джебран

Что ни говори, а Банифаций был доволен. Сначала всякая каша в голове и, не прошедшие ещё, ужасные ощущения страха от пленения и долгого сидения в трюме пиратского корабля как-то отвлекали его от главного. Но потом чувство важности происходящего напрочь затмили всю эту предшествующую суету, страхи и злость на Пантелеймона. Когда в трапезную вошла, наконец, Агнесса и Иван, отыскавший её где-то в задворках, Банифаций, глядя на их счастливые лица, простил всё. И себе и Пантелеймону и всему миру.

— А вот и наши голубки! — воскликнул он.

Пантелеймон снова имел возможность заново любоваться Агнессой, но сейчас это желание уже не вызывало у него прилива животной страсти обладания ею. Он рассматривал её и думал о том, что как было бы прекрасно, если бы молодые жили в его дворце и он бы имел счастье каждый день видеть принцессу. Но засыпать и просыпаться ему сейчас хотелось только с Мединой. «Хороша парочка! — вздохнул он украдкой, — жалко только что не Федота она полюбила. Ивашка-то молодой, ещё найдёт себе кралю, а Федот ужо парень самостоятельный, ему давно жаниться пора!».

— Иди ко мне, моя кроха, присаживайся, не заставляй отца переживать! Ишь, чего удумала!.. — наигранно грозно журил Агнессу Банифаций. Агнесса, не выпуская руку Ивана из своей, подошла к папеньке и дала себя поцеловать. Затем обошла стол, подошла к Пантелеймону и, опустив глазки, присела в лёгком книксене. И только потом уселась за стол, предварительно позволив Ивану подвигать стул.

Сам же Иван бесцеремонно присел на подлокотник того же стула и положил на блюдо принцессы всё самое вкусное, что имелось на столе.

Когда все перешли к десерту, в трапезную вошёл Федот. Пантелеймон бросил на него взгляд и продолжил жевать сладкое.

Банифаций же, пребывая в хмельном весёлом расположении духа, не преминул бросить пару шуточек в сторону «Фердинанда-Федота». Федот надулся как жаба, нахмурил брови и уселся подальше от Банифация.

После трапезы Их величества, не сговариваясь, ушли в отдельные апартаменты обсудить детали предстоящей помолвки Ивана и Агнессы.

Пантелеймон не доверял Банифацию. Понятное дело — Банифаций был рад спасению из лап злодея; был счастлив, что и дочь его вне опасности; и может даже был доволен её предстоящим союзом с царевичем Иваном. Но Банифаций был бы не Банифаций, если бы был столь прозрачен и предсказуем. Поэтому Пантелеймон, сидя за одним столом с давнишним недругом, держал ухо востро, наливочкой не злоупотреблял, дабы не потерять бдительности и ловил каждое слово Банифация. Интуиция подсказывала ему, что Банифаций не договаривает, что он ждёт благоприятного момента, и что его весёлость и дружелюбие немного наиграны и не совсем искренни.

— Ну что ж, — поглаживая бороду, подытожил Банифаций, — свадебку устроим у меня во дворце, а вот жить молодые, я так думаю, будут в твоих владениях, у тебя вон их сколько!.. — он повёл руками по сторонам.

— Это ты за меня решил? — беззлобно сказал Пантелеймон, — я не думал ещё об этом, а подумав — как бы, не против, почему бы и нет, но с каких пор, любезный будущий сват, ты решаешь такие важные вопросы за меня?

— Я доверяю тебе и твоему сыну свою дочь! Это говорит о моём полном расположении к тебе Пантелеймоша, я всего лишь опередил твоё решение, но не принял его за тебя. Прости, если что не так! — Банифаций положил тяжелую руку на плечо Пантелеймона и вплотную приблизил своё лицо к нему, лукаво улыбаясь. Он долго молча вглядывался в черты лица Пантелеймона и, как бы, между прочим, спросил вдруг:

— До сих пор не могу поверить, что ты — это ты… Молод, чертовски хорош… Неужели ты был таким тридцать лет назад?

— А ты не помнишь разве?

— Может быть… Эх, молодость, молодость… А что, Панлеймоша, молодильное яблоко трудно было раздобыть?

У Пантелеймона отлегло от сердца: вот! Вот какую мысль долго и терпеливо лелеял старый лис Банифаций! Всего-навсего — обычная человеческая зависть! Ему, видимо, с некоторых пор не даёт покоя возвращённая молодость Пантелеймона, и он решился последовать его примеру. Ну что ж, игра стоит свеч.

— Трудно, — сухо ответил Пантелеймон.

Банифаций молчал. Видимо ждал подробностей. Но Пантелеймон терпеливо выдерживал паузу и отвернулся куда-то в окошко, как бы давая понять, что тема исчерпана.

Наконец, гордыня Банифация рухнула:

— Мне нужно такое яблочко, Пантелеймоша! Нужно! Я хочу тоже выглядеть на двадцать пять, хочу богатырское здоровье, мощное молодое тело, хочу молодость!!!

Пантелеймон с ехидной усмешкой посмотрел в раскрасневшееся лицо Банифация и сказал:

— Я тебе яблочко, а ты мне Клеверную пустошь!

— По рукам! — не медля воскликнул Банифаций, — забирай!

* * *