Сказка про Федота-Идиота и Ивана-Дурака

Видимо Их величества всё-таки были слишком разными по определению, и вряд ли когда-либо их мнения могли быть в чём-то созвучны. Но сейчас, в который раз, перейдя в своём вечном разногласии на повышенные тона, они привлекли внимание человека, который к процессу спора не имел никакого отношения и интереса. Федот, бесшумной тенью, прижавшись к косяку двери, внимал секрету, происходящему в этой отдалённой комнатушке.

— Вот что, я сегодня же попрощаюсь с вами и отбуду в свой дворец. Там, оповестив всю свою челядь, да испросив прощения у Всевышнего, я совершу акт омоложения. Принцесса же останется с вами. Не перечь мне, Пантелеймон, это моё решение! Как только всё произойдёт, я вернусь сюда и мы с тобой во дворе сразимся на кулачках! На интерес. Если ты не струсишь, конечно!

Последнюю фразу Банифаций произнёс уже с блаженной улыбкой, спрятанной в его густой седой бороде.

— Будь по-твоему, — нехотя проговорил Пантелеймон, — сейчас я прикажу своему человеку упаковать яблочко в дорогу. Идём, нас заждались.

Федот метнулся в ближайшее укрытие — за тяжёлый бархат штор.

Банифаций тяжёлым шагом прошёл совсем рядом с ним. Пантелеймон же последовал в другом направлении на поиски Порфирия.

Сердце Федота бешено заколотилось.

«Снова, интриги, секреты… — гневно думал он, — и всё за моей спиной!.. Яблочко! Опять это яблочко! Откуда оно у отца?! Если он не удосужился снова послать меня за ним — значит, он не хотел, чтобы я знал о нём! Для чего это всё? Зачем?!»

Федот закипал. Так больше не могло продолжаться! Накопленная злость, переполнявшая его, требовала выхода. Он вышел из-за шторы и снова подошёл к той самой двери, у которой только что стоял. Прислушался и посмотрел по сторонам, никого. Федот потными ладонями приоткрыл дверь, проскользнул внутрь и подошёл к столику.

* * *

Он стоял у серебряного блюда, казалось, бесконечно долго. Время остановилось. Федот впал в какой-то неведомый транс, словно яблоко источало ядовитые пары, разрушающие его мозг. Наконец он откинул ткань с блюда и, улыбнувшись своим мыслям, взял яблоко в руки.

В ту же секунду в комнату вошёл Порфирий. Увидев Федота, он остановился и замер. Взгляд его упал на руку Царевича, которая сжимала яблоко.

— Э-э-э-э… — промычал беспомощно Порфирий, протягивая трясущиеся костлявые пальцы к яблоку.

— Вот что братец, — мрачно проговорил Федот, убирая яблоко за спину, — сейчас ты пойдёшь к батюшке и передашь ему следующее: Ваше величество, скажешь ты, Федот велел передать, что он устал от несправедливости! Что он больше не может жить в нелюбви! Он всю жизнь доказывал тебе свою преданность, а в результате ты… ты… — голос Федота задрожал, — тебе, дорогой батюшка, всё равно придётся передать мне свою корону! Потому что когда я вырасту, ты снова станешь старым. Это неизбежно.

У Порфирия спазмом свело грудь, он прикрыл глаза и, с глубоким вздохом, ладонью провел по лицу.

В то же мгновение он услышал хруст колдовского яблока.

Порфирий вскрикнул и выскочил вон из комнаты.

Эпилог

Банифаций, особо не афишируя свой отъезд, приказал своим людям запрягать лошадей.

Когда Порфирий вошёл в зал, там стоял весёлый гомон. Непривычно возбуждённый Банифаций что-то весело рассказывал Агнессе, попутно обняв Ивана одной рукой, как старого друга, за плечи. Рядом стоял Пантелеймон, деловито сложив руки за спиной и немного нервно раскачиваясь на носках. Медина отрешённо сидела в кресле у камина и созерцала происходящее даже не вслушиваясь в разговор. Весь её вид говорил о внутреннем состоянии счастья.

Появление Порфирия Пантелеймон воспринял как сигнал к готовности.

— Прошу прощения, но Его величеству Банифацию, нужно срочно отъехать по государственным делам! — объявил всем Пантелеймон.

Агнесса вопросительно вскинула глаза на отца.

— Папенька, это так?!

— К сожалению да, милая! Дела! Но я непременно в скором времени вернусь!

Он шагнул к дочери, обнял её и поцеловал в лоб.

— Ваше высочество!.. — Банифаций протянул руку Ивану, а когда тот с готовностью пожал её, прошептал громким шёпотом: — а место младшего конюха ещё не занято, если что!..

И сам же громко закатился смехом от своей шутки.

Потом он важным шагом подошёл к Султанше Медине и приложился долгим поцелуем к её руке.

— У нас на Востоке говорят, что гость необходим хозяину, как дыхание человеку, но если дыхание входит и не выходит — человек умирает! — кокетливо сказала Медина.

Банифаций громким хриплым хохотом огласил зал.

Когда его смех, растворившись в дальних углах огромного зала, затих, все услышали неуверенный голос Порфирия.

— Не спешите, Ваше величество, государственные дела подождут.

Улыбка плавно сползла с лица Банифация. Он обернулся к Пантелеймону, как будто требуя объяснений.

— Что случилось? — Пантелеймон грозно упёрся взглядом в рассеянное лицо слуги.

— Я думаю, вам всем лучше пройти за мной.

Порфирий медленно повернулся и, как-то ссутулившись, совсем по-старчески двинулся по коридору.

Не сговариваясь, все дружно последовали за ним.