Философия огня
Первым что в своей жизни увидела маленькая Теус было пламя костра, освещавшего пещеру. Каждый вечер, когда заходило солнце, и землю окутывали мрак и холод, а людские души – страх, страх перед тем, что затаилось там, в темноте, все племя собиралось около него. Мужчины охотники, женщины, целыми днями возившиеся по хозяйству, сшивая шкуры и приглядывая за непоседливыми детишками, которых днем было практически невозможно удержать в пещере, ослабшие старики, еще живые лишь по милости своей родни, – с наступлением темноты все они, вне зависимости от возраста, пола и занятий собирались возле единственного источника света и тепла в этом столь враждебном и опасном с наступлением ночи мире.
Вторым же, что увидела в своей жизни новорожденная Теус, с любопытством разглядывающее это странное и пока незнакомое место, в которое она попала своими светло серыми, немного раскосыми глазами – был ее старший брат Авель. Когда ему дали подержать ее, она показалась ему такой мягкой, теплой и легкой, словно пушинка. Ему казалось, что стоит ему пошевелить рукой, и отдающая бронзой кожа его сестры треснет, лопнет от малейшего неловкого движения.
– Я… Я боюсь ее держать, она такая… мягкая, – боясь пошевельнуться, с трудом вымолвил шестилетний мальчик с почти такими же серыми, но чуть более темными, глазами чем у Теус. Только он был светловолосый, а немногочисленные, еще мокрые волосы на ее маленькой головке отливали рыжизной.
Старуха Ингиль – знахарка племени, суетившаяся с бойкостью, несвойственной для ее возраста, вокруг их матери, помогая ей прийти в себя после родов, лишь засмеялась, услышав его слова,
– Люди – дети земли, мальчик. Когда мы рождаемся, мы мягкие и пластичные, словно влажная глина. Но с каждым годом нам кажется, что мы все больше и больше понимаем, как устроен этот мир, наш разум теряет прежнюю гибкость, а характер закаляется жизнью, и мы превращаемся в камень.
– Вы не похожи на камень, – не подумав, ляпнул мальчик и покраснел, поняв, что сказал глупость, но старуха лишь еще громче рассмеялась.
– Тут ты прав, старость подобно воде источила камень, и теперь жизнь песчинка за песчинкой уходит из меня. Мое время струится песком через мое слабеющее тело, и я не могу остановить его поток.
– Ну вот, ты отлично справилась, дорогая, – подкладывая роженице шкуру под голову, похвалила ее Ингиль.
– Авель, дай мне ее, дай мне мою дочурку, – измотанная родами, ослабевшим голосом попросила Хина.
Мальчик осторожно, боясь уронить, протянул ей Теус. В последнюю минуту, сестра вцепилась своими маленькими ручонками в его одежду и жалобно запищала.
– А ты ей понравился, – ухмыльнулась знахарка.
Глядя на сестру, с жадностью припавшей к груди матери, Авель понял, что ради нее, ради этого маленького человечка, он должен вырасти как можно скорее, чтобы стать таким же сильным как его родители и защищать свою сестру. Когда наевшаяся и раскрасневшаяся от тепла довольная Теус развалилась на шкуре рядом с мамой, он наклонился над ней и тихо прошептал,
– Я буду приглядывать за тобой.
Теус что – то весело залепетала в ответ.
Она оказалась очень непоседливым и непослушным ребенком. Целыми днями от нее никому не было покоя – Теус была жутко любопытной и обожала расспрашивать всех и вся о том, что они делают. Больше она любила лишь похваляться своими проказами и приключениями, которые она буквально «притягивала» к себе ввиду своего неугомонного характера и потрясающего «везения». Зато никакие ее проделки не оставались тайной – она сама же разбалтывала о них, а потом сама же несла наказания от прознавшей о них матери. До глубокой ночи Теус носилась по лесу, либо бедокурила в пещере.