Но девушке удалось найти что она искала – и это неудивительно, учитывая страсть Олеко к изготовлению всевозможных механизмов. Запыхавшись, она вытащила канистры с горючим к входу и полила им сухую траву, замкнув тем самым дом в кольцо. Она старалась это делать так, чтобы жидкость было видно только вблизи.
Тринадцатый вопреки обещанию пропадал довольно долго. Когда он вернулся, дом был окружен огненным кругом, который стремительно разрастался. Олеко материализовался чуть поодаль, словно почувствовав неладное, поэтому не попал в пламя. Зоя, с очередной канистрой в руке, заметила его возвращение и лишь молча выругалась.
– Ну вот, все было напрасно, он теперь просто сбежит.
Она все это время вспоминала слова Алима о Духе. Зоя прежде никогда не верила в подобные вещи, но теперь она уже ничему не удивлялась и возможность остаться в плену у Олеко даже после смерти пугала ее. Она уже поняла, что живой ей не выбраться, но быть может смерть от огня освободит ее Дух, раз пламя губительно для Тринадцатого? Он не сможет последовать за ней в огонь, дабы присвоить ее Дух себе на вечное услужение.
Девушка пыталась собраться с духом, чтобы броситься в подступающее пламя – а времени было мало, Олеко был совсем близко, времени по идее не было совсем, но он стоял, оцепенев, а затем задрав голову к небу издал скорбный вопль.
– Мой сааааад! Мой прекрасный сааад! – он кричал столь жалобно, что Зоя ощутила нечто похожее на сочувствие. Тринадцатый тянул дрожащие руки к горящим остовам, которые когда-то с такой заботой и надеждой сажал. Маленькими шагами, чуть качаясь и заливаясь слезами он шел прямо огненную стену, к своим давно уже мертвым, охваченным огнем деревьям. Всхлипывания и громкие рыдания не прекращались, и Зоя поняла, что это одни из самых ужасных звуков, что она слышала в своей жизни.
Не понимая, что делает, девушка бросилась к Олеко, и схватив за руку, потянула за собой, бросившись прочь от дома, прочь от пламени. Она не знала куда бежит – ведь по опыту бежать то было некуда и зачем бежит. Но почему-то она чувствовала, что не может все оставить вот так…
Тринадцатый, несмотря на то что был намного сильнее девушки, не сопротивлялся. Он весь обмяк и покорно позволил тащить себя. Они бежали и бежали – прорываясь через заросли, спотыкаясь о кочки и камни, пока запах дыма не исчез совсем. Вопреки ожиданиям Зои они не вернулись снова к дому как прежде, видимо эти чары рассеялись. Они были посреди просторной поляны, когда она ощутила, что теряет сознание и упала на мягкий мох и колючую хвою.
Когда девушка очнулась, первым что она увидела, было голубое небо, обрамленное высокими соснами, тянущимися к свету. Она довольно долго смотрела вверх, вспомнив как в детстве вместе с другими ребятами они пытались разглядеть в облаках какие – то узнаваемые формы. Зоя долго не решалась оглядеться по сторонам, смутно помня, что было до падения, словно это было во сне и в глубине души надеясь, что это был лишь страшный сон. Но она ощутила, как чужая рука коснулась ее ладони.
Девушка машинально оглянулась, и увидела Тринадцатого, лежавшего на земле возле нее. Он тоже глядел на небо. В нем словно что – то изменилось (а может быть в ней?) и почему – то сейчас он не вызывал у нее страха. Заметив, что она очнулась, Олеко осторожно сжал ее руку в своей, и Зоя почему – то улыбнулась.
Олеко гордо вышагивал по почерневшей траве своего сада. На руках он бережно словно дитя нес неподвижное тело Зои. Девушка еще дышала, но находилась в глубоком забвении. Остановившись перед свежевыкопанной ямой, Олеко не удержался и словно вальсируя пару раз крутанулся с телом. Затем он бережно опустил тело в будущую могилу и с нежностью коснулся лба девушки. Олеко закрыл глаза и стал дышать в ритм дыхания своей жертвы.
– Огонь? Так вот какие легенды обо мне ныне слагают смертные. О, а это уже довольно мило… И так человечно… – на его тонких губах появилась улыбка.
–Я не зря выбрал тебя, ты и вправду заслуживаешь спасения. Спи, дитя, я подарю тебе покой, – он по – отечески нежно поцеловал Зою в лоб.
– А затем Сад поглотит тебя, и я буду оберегать тебя до конца времен, – пообещал Дух и его слова вплелись в сон несчастной. В тот же момент она болезненно дернулась, словно от дурного сна, а ее лицо исказилось гримасой ужаса, но Олеко продолжал все так же нежно улыбаться.
– Эх, люди. Не ведают своего счастья. Он последний раз поправил тело, осторожно приладил маску с трубкой на лицо и вылез из ямы. Весело мурлыкая себе под нос он принялся забрасывать Зою землей.