Читаем Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе полностью

Концептуально камерный «Ванда/Вижн» концентрируется на горе одной конкретной женщины, потерявшей возлюбленного. Ее травма в прямом смысле слова становится строительным материалом для сериала. Однако постепенное развитие сюжета и жанра – от абсурдистской комедии до реалистической, невзирая на фэнтезийный элемент, драмы – приводит героиню и зрителя к простой мысли: смерть не переиграть, ушедших не вернуть, возникшую на их месте пустоту ничем не заполнить.

Эмоциональная мощь «Ванда/Вижн» – в необратимости этой идеи, беспощадность которой столь отважно противоречит терапевтической сверхзадаче, по сути, любого голливудского кино, широкоэкранного или телевизионного. Ванде придется принять свое горе, которое – в отличие от любого, сколь угодно сильного противника, – не получится победить в честном бою.

Глава восьмая. Магия

Природа сверхспособностей и чудотворных мутаций большинства из команды Мстителей проговорена и в фильмах Marvel, и в комиксах-первоисточниках довольно сбивчиво.

Однако с Вандой как раз все понятно. Она – Алая Ведьма («алая», «scarlet», ассоциативно связывается с «Алой буквой» Готорна, в свою очередь небезразличного к теме американской охоты на ведьм и салемского процесса). О ее ведьминской природе сообщает соперница – Агата.

Если гуманистическая традиция предписывает абсолютное сочувствие оболганным жертвам Салема, мученицам пуританской эпохи, то хорроры, комиксы и легенды позволяют видеть в убиенных женщинах подлинных ведьм. Нынешняя этика, впрочем, не мешает вставать на их сторону и в этом случае (благо в магических способностях проще простого увидеть сублимацию женской природы как таковой), перевернув сказочный стандарт и защищая права ведуньи, как это было сделано, например, в анимационном «Паранормане».

Ванда тем не менее настоящая ведьма. И одновременно страдающая от потери любимого человека женщина. Она подчиняет своей воле и мучает случайных жертв ради воссоздания иллюзии своего семейного счастья, превращения реальности в черно-белый сериал, наполненный противоестественным смехом и немотивированной радостью. Легионы спецслужбистов и солдат с их бронетранспортерами под грозной властью ее магии превращаются в комичных и беспомощных циркачей.

Возможно, это первый случай в довольно-таки черно-белой вселенной Marvel, когда центральный персонаж до такой степени соединяет в себе «черное» и «белое», страдание и насилие, добро и зло.

Глава девятая. Дети

Волшебство не способно вернуть умершего, оно не спасет тебя от горя, не излечит глубокую травму. Но кое-что в его власти: например, время.

За кратчайший срок, пока Вествью не расколдован доблестными спецслужбами, Ванда и Вижн проживут маленькую жизнь: недаром первая серия происходит в условных 1950-х, вторая – в 1960-х, третья – в обретших цвет 1970-х, и так далее. А когда у пары рождаются (весь срок беременности умещается в несколько дней) дети, то и растут они, как в сказке, не по дням, а по часам. Билли и Томми Максимофф – чрезвычайно важный, отнюдь не декоративный фактор повествования.

Если сам Вижн, воскрешенный силой любви и горя его любимой женщины, остается ее миражом, то рождение их общих детей как бы придает иллюзии вес. Дети противоречат родителям, не слушаются их, сами решают, когда и как расти, обладают сверхчеловеческими качествами Ванды и Вижна. По сути, живость, убедительность и удивительная независимость этих персонажей, концептуально будто бы обреченных на зависимое и призрачное сосуществование рядом с папой и мамой, – луч света в сгущающейся тьме сериала.

Можно считать сцены после титров «Ванды/Вижна» обычной уступкой продюсером фанатам. И все-таки слышащиеся в последних кадрах голоса Томми и Билли – манифестация живительной силы воображения, а значит, и кинематографа (телевидения в том числе), иногда способных творить чудеса и утешать безутешных.

«Байки из Петли». Будущее

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза