Сказки и легенды пушкинских мест

И она, обдумывая себя, дала ему двухдневный срок, и в это время она вздумала сходить, как был у ней отец крестный протопоп. И в прибытии в его дом ей были весьма очень рады и начали ее упрекать, что долго она их не навещает, никогда к ним не приходит то есть, и предложили ей родные угощения. Ну, она ото всего от этого отказалась, а только объявила, что нужно мне поговорить по секрету с отцом крестным, на что и он согласился. И когда оне начали говорить, то она стала открывать ему всю правду: как ее оставил супруг долгое время, как ей проводить молодые годы, и как ей это трудно все перенести. И как к ней подкачиваются люди, так что ее смущает плоть. Ну, он страшно ее стал убеждать, что это великий есть грех. Ну, она выслушавши его: „Грех-то грех, да ведь денег-то много дают!“ А он спросил ее: „Да сколько?“ — „До ста тысяч, батюшка!“ — „Ну, ладно, говорит, дочка, я пойду в церковь, посмотрю, у меня есть старая книга: не замолим ли мы этот грешок, только уделись и мне из этих денег“. И ушел. Был ли, нет ли, ну, приходит в короткое время и говорит: „Можно, дочь моя, но только сорок обеден отслужить, и грех будет покрыт“. Она подумала: „Дурак, говорит, ты“, и пошла домой.

Придя домой, ну, жалко ей этих денег, думает: как мне их взять? Была у ней служанка — и она ей предложила: не желает ли она, чтобы ее использовал этот незнакомец. Но только, чтобы ее обрядить в ее платье и чтобы она пришла к нему тихо, в назначенное время, никаких слов не говорила, чтобы он ни делал, на что она и согласилась. Является к нему, и он с нетерпением ей предлагая прежние вопросы. Она соглашается на условиях тех, чтобы в двенадцать часов ночи в спальне его огня не было́, никаке́х разговоров и особых прихотей [т. е. затей, требований] не было́. Одно только — использовать ее. И тем дело решено. Денежки взяты. И вот к этому временю она обряжает свою прислужанку в свое́ дорогие пла́тья и надевает на руку ей именной свой перстень. И когда настало то время, то она к нему взошла. То он в радости и трепете все ее условия совершил. И во использовании ее к успеху дела поспешил. И в темноте взяв перочинный ножик и ущупывая ее палец со всей силой отрезал ей со всем перстнем. И служанка ни слова не сказала, и как бешеная ко мне[16] в комнату вбежала, и все мне объявила, но я ее утешила. Палец ей перевязала и в больнице лечить приказала. Сама себе палец тоже завязала.

Поутру стала завтрак подавать. Ему печальный вид [показала], сказала: „Нехорошо так делать!“. Он мне в радости сказал, что я тебе прибавочку дам — да эщо тысяч пятьдесять ввалил. Она ему сказала, чтобы никому не говорил. Отец и мать приехали домой. И говорит: „А что у твоей служанки палец болит?“ — „Да она, говорит, шила вот на машинке, да нечаянно занозила, и прикинулась болезнь — и вот мы лечи́м“. Отец поверил ее лже [лжи] и не обратил никакого внимания на нее. Дело исполнил все; товарищ [т. е. купец, товарищ мужа] стал торопиться домой. Собрал все, честь-честью рассчитался, простился и отправился в путь.

По прибытии домой, все товарищи его ждали с нетерпением, и также он созвал вечер и во время пиршества́ он объявил всем во измене его жене́, т. е. этого товарища, его бы назвать хоть Ваней. [Пропущено о представлении доказательств]. Как оружием душу его поразило, но условие он не изменил, он все отдал богатство и взял только что есть у него на себе, и стал с великого горя такой пьяницею горькою. Скитался где ночь, где день. Просил копейку или пятак. Ходил голодный и холодный и проходил он до осене, до холодных времен.

И вот, в одно прекрасное время, вздумал он свою жись сохранить: где-нибудь в зиму хотя в работники наняться и прожить. И отправился из столицы большою дорогою. Пройдя две станции, нанялся на постоялый двор за дворника: чистить навоз, принимать постояльцев, ухаживать за скотиной, носить дрова и воду. Однем словом, что хозяин заставит. И за это ему была плата та: обули, одели и прокормили.

Теперь оборотимся назад, что его делает жена. Она и дествительно растосковалась об ним и не знает, почему он так ей не дает известия. И вот объясняет отцу и матери: „Папаша и мамаша, я очень скучаю о своем супруге“. Оне ей тоже отвечают: „И мы, дескать, думаем то, но не смели тебя огорчить. Ну, зачем дело стало? Запряжем тройку лошадей, дадим кучера, соберем все необходимое и отправишься туда. Дадим тебе адреса магазин [р. п. мн. ч. ж. р.] его, и ты его скоро найдешь“. Все было готово. Отправилась в путь. Захватив с собою дареные деньги, мало того, что отец ей и так дал вдоволь. Не доезжая двух станций до места, уделила кучеру хорошую плату, так чтобы ему хватило обратно, и дала ему хороший наказ: не давать

отцу-матере этой тайне, что она его вернула, не доезжая места. А как будто бы была она встречена там радостными вестями. И как будто он очевидец, как он снял ее в объятиях с ее кареты. Кучер все обещал сохранить и исполнить. Простившись, поехал обратно, а она пошла пеш.