Пришли оны в свой дом. Ну, трое суток она ничеһо не говорила; он думал, што она немая. На треттьи сутки стала һоворить. Сказала, како́һа короля дочь.
Ну, потом оны собираются, дяди еһо, в иные земли ехать за товаром.[64]
Она вышилаОн еһо наградил: дал ему с
Собираютца к отцу к ей ехать. Ну, приехали к отцу. Ина [она] ипять [опять] утира́льник вышила, што родимый папа, што вот какой [кто] утира́льник принес, он меня спас, и он сейчас мне муж. Ну, этот генерал или прынц, который хотел на ней жениться, написал письмо, чтобы она сюда ехала и подал тилиһрам, што муж тебя просить, тут пируют без тебя.
Ина дгадалася, ина не едет, а мать мужева [говорит]: „Какая же, говорит, ты будешь жена мужу, што ты не слушаешь“. Ина поехала сухопу́тью, а ен мо́рям поехал домой на кораблях. Ну, приехала она туда, мужа нет там. Ну, этот стал прынец за ей, чтобы звенчатца на ей. Стали пировать, а муж приехал, своей жизни не рад, стал мать бранить: зачем ты ее прогнала. Давай обратна ипять туда. Ну, приехал. Тамотка был
№ 62. ПРИЕМЫШ И ЦАРЕВНА
Были три брата. Два брата отделилися: средний и малый, а старший остался в дому́. [После его смерти] остался годов шестнадцати мальчишка. Ну, мать посылает его на базар: „Иди по базару да плачь: не найдется старичок какой в люди тебя вывести“. Ну, ходит, по базару, плачет. Старичок подошел к нему: „Ты чего, дескать, плачешь мальчик?“ — „Потому я, дедушка, плачу, что отец у меня покинул именье, а я не могу с ним [распорядиться]. Еще я глупо́й“. — „Ну, пойдем, говорит, я выведу в люди тебя. Я, говорит, безродный“. Ну, привел его [старика мальчик] домой. Она [мать мальчика] разрезала каравай, внесла, стала его весить: одна половина больше, другая меньше.[67]
„Нет, дедушка, ты не выведешь, иди, с богом“. Ну, он ушел. Она посылает опять его на базар. Он опять ходит на базаре и плачет. Опять же старичок подошел. „Ты зачем плачешь эдак?“ — „Вот некому меня в люди вывести“. Ну, привел его домой. Ну, потом мать опять каравай внесла, разрезала этот каравай: равные краюшки.[68]Ну, потом собираются дяди в’ [„в“ мягкое] иные земли за товаром. Ну, и оне с дедушкой поехали. Ну, приехали туда к королю, а у него королевна стоит в собори, в гробнице. Ну, каждый день по человеку ей давали [и она съедала].
Другую ночь достаетца дяди. Дядя стал просить у его, што сделай такое одолжение: у меня пять человек ребятишек, а ты один, а разорвет так.... Ну, он пошел за его ж. Ну, он [старик] закружил ему девять кругов, ну, поставил опять его евангелие читать. Опять стала она ему страсти всякие задавать. Опять как ко́чет пропел, она опять в гроб легла. Ну, дедушка опять с королем пришли, опять его свели с кругов. Повели во дворец.[69]
Малый дядя опять стал просить: „Тебе не страшно: ты две ночи читал“. Опять он его, дедушка, повел в собор. Двенадцать кругов зворужил, опять поставил его читать евангелие. Ну, она опять встала, опять начала ему страсти задавать: тут медведи, разные звери, собор загорелся... Как ко́чет пропел, она прямо к нему стала рядом и стала с ним читать. Ну, потом король с дедушкой опять идут — оны уже в два голоса́ читают.