Сказки на всякий случай

…ох и замечательная это получилась поездка! Сначала на полу вокруг кресла появились волны, а потом повсюду, куда хватало глаз, заплескалось море. Оказывается, Дедушка происходил из семьи мореплавателя. Кто такие «мореплаватели», Внуку было не очень понятно, но вроде бы те‑кто‑плавал‑по‑морю. Не то чтобы рыболовы или, скажем, купцы — они так ведь и назывались: «рыболовы» или «купцы»… а — мореплаватели. Великие, стало быть, путешественники, первооткрыватели неизвестных земель. Они мореплавали и прокладывали новые пути по морю, по которым впоследствии их потомки дальше мореплавали. Опасными были такие мореплавания: морей ведь в далёкие времена никто как следует не знал! А значит, могло случиться и случалось всякое: то пиратский корабль налетал невесть откуда — и пираты прыгали на палубу, отбирая у путешественников подзорные трубы, компасы и карты, то морские чудовища выплывали из пучины и сталкивались с кораблём — тогда приходилось срочно латать пробоины в обшивке, а то и шторм начинал трепать судно, так и норовя закинуть его на рифы! Но отважно шли вперёд мореплаватели, прокладывая всё новые и новые пути… как, например, и на сей раз: на сей раз во время мореплавания Дедушка с Внуком открыли Новую Землю!

И, конечно, опоздали к обеду, а вернулись все в солёных морских брызгах, пропахшие рыбой и водорослями, — поэтому их сначала отправили мыться и только потом накормили щавелевым супом и котлетами по‑полтавски.

— Дедушка, я теперь всегда с тобой мореплаватъ буду: ты, смотри, следи за тем, чтобы тебя одного, без меня, никуда не уносило, — после обеда сказал Дедушке Внук.

Но Дедушка вдруг стал совсем серьёзным и ответил:

— К сожалению, я тебя не во всякое путешествие с собой взять могу. Есть путешествия очень опасные — и они только для дедушек, но никак не для внуков.

С этими странными словами он задремал в своем Плетёном Кресле‑Качалке — и Внуку пришлось оставить его в покое, потому что Папа так и сказал, зайдя на веранду:

— Оставь‑ка ты Дедушку в покое: пусть он поспит после обеда. Когда такое говорят, внукам, понятное дело, становится обидно. Так и случилось.

А когда, отобидевшись, Внук вернулся на веранду, Плетёное Кресло‑Качалка ещё раскачивалось в разные стороны, да самого‑то Дедушки в нём уже не было. И сколько потом ни звали его сначала к обеду, а после к чаю, он так и не появился. И тогда все заплакали и поняли, что Дедушка опоздал навсегда. Только Внук не заплакал, а изо всех сил стал стараться взрослеть и повзрослел так быстро, что никто и глазом моргнуть не успел. А потом вдруг как‑то взял да и опоздал к обеду на целых два часа… его и ждать‑то почти перестали.

Но он всё‑таки вбежал в столовую, когда все уже доедали третье, — и таким счастливым не видел его никто и никогда.

— Вам привет! — крикнул взрослый Внук с порога.

— От кого? — поинтересовались в доме.

— Вам привет от Дедушки! Я только что встретил его в районе Мыса Доброй Надежды.

— Мыса Доброй Надежды? — опешили за столом. — Как же ты попал‑то туда?

В ответ была улыбка и такие знакомые всем в доме слова:

— Да вот… унесло …

КЛЕТЧАТАЯ БУМАГА, КОТОРАЯ ТЕРПЕЛА СКОЛЬКО МОГЛА

Сразу предупрежу, что это ни в коем случае не история о дорогой бумаге… вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Бывает такая дорогая бумага — изготовленная особым способом: какая‑нибудь необыкновенно белая, необыкновенно тонкая и с водяными знаками, которые видны на просвет… или, наоборот, необыкновенно толстая и тяжёлая, с шероховатой поверхностью и такими специальными выпуклостями: их ощущаешь, когда ведёшь по бумаге ладонью. На таких сортах бумаги пишут в особых случаях — например, когда подписывают государственные документы. И понятно, что эта бумага — не для всяких глупостей… Но речь у нас всё равно не о ней.

Речь у нас о совсем обычной бумаге — о клетчатой бумаге, вырванной из большой тетради… проще не придумаешь! А вот тоже, поди ж ты… именно она и оказалась такой бумагой, которая…

Впрочем, судите сами.

Клетчатая Бумага прекрасно знала, что терпеть ей — положено, недаром же вокруг так и говорят: «Бумага всё стерпит!» И она, вообще‑то говоря, терпела сколько могла. Кстати, довольно долго терпела… целых полчаса.

Это тогда было, когда на ней написали одну глупость — причем такую, что и язык не поворачивается повторить. Придется повторить неповорачивающимся языком — причем я не уверен, что не‑поворачивающимся языком у меня получится четко, но повторяю: «Все вокруг дураки». Это была не просто глупость, а большая глупость, потому что понятно: далеко не все, кто вокруг, — дураки. Дураков, конечно, есть немножко… как же без них? Но вот чтобы так уж прямо все были дураками — это извините, пожалуйста!

Ясно, что некоторые из всех — а именно те, которые не были дураками! — обиделись на эту запись и стали говорить приблизительно следующее: «Это с какой же стати мы дураки, когда мы очень даже умные?» И стали доказывать, что они умные, — и доказали, между прочим, очень хорошо!