Перешел Тяньтай через горное ущелье, вода там бурлит, как гром громыхает, взобрался на склон, дождевой водой умытый, прошел по тропинке-ниточке и наконец до лесистого места добрался. Только успел он немного хвороста нарубить, ветер дождь пригнал. Как хлынет дождь, камни с горы вниз посыпались, загудело вокруг, зашумело. Дождался юноша, пока дождь пройдет, залез на дерево, на самую макушку, огляделся, видит, все ущелье водой наполнилось, реки из берегов вышли. Посмотрел юноша в ту сторону, где его деревушка стояла, и думает: «Матушка, наверно, к воротам вышла, тревожится, не унес ли меня бурный поток, ждет не дождется». Взяла юношу досада, так бы, кажется, и полетел сейчас домой! Только не справиться ему с горным потоком — свиреп очень. Думал юноша, думал и нечаянно топор из рук выронил. Дзинь! — упал топор на большой черный камень. Хотел юноша его поднять, наклонился — ай-я! — камень шевельнулся, и вдруг, откуда ни возьмись, старуха появилась. Спрашивает старуха громким голосом:
— Кто ко мне в дверь стучался? Кто ко мне в дверь стучался? Кто ко мне в дверь стучался?
Два раза ничего не ответил юноша, а на третий расхрабрился, слез с дерева и отвечает:
— Я к тебе стучался!
А старуха опять:
— Что тебе надобно, зачем стучался?
Решил юноша рассказать старухе все как есть.
— Ты, добрая женщина, видать, не знаешь, что я каждый день хожу за хворостом, каждый день с круч крутых спускаюсь, на горы высокие взбираюсь, тяжело мне, да не про то речь. Смотри, все вокруг водой залило, как мне домой воротиться? Там меня мать дожидается одна-одинешенька. Надобно мне хворост продать да рису купить, а то нечего в котел положить.
Выслушала его старуха, поднялась с тростниковой циновки
[18], дала ее Тяньтаю и говорит:— Стоит сесть на эту циновку и подумать, где тебе хочется быть, мигом там очутишься.
Сказала так старуха и исчезла. А камень шевельнулся и на прежнее место встал.
Сел Тяньтай на циновку и только подумал: «Хорошо бы сперва в воздух подняться», как циновка медленно, плавно стала вверх подниматься. Захотел Тяньтай на землю спуститься, циновка тихонько на землю спустилась.
Взвалил Тяньтай на плечо коромысло с хворостом, сел на циновку и быстрее ветра помчался домой. Раньше, бывало, он за день всего раз принесет хворост, и то затемно воротится. А теперь летает себе и летает на циновке, раза четыре, а то и пять успевает с хворостом обернуться. Скоро у него дома набралась целая куча хвороста, выменял он его на зерно — не на один день хватит. И сказал тогда Тяньтай матери:
— Вырос я, матушка, взрослым стал, а в далекой стороне нигде не бывал. Есть у тебя теперь и еда, и одежда, дозволь мне по свету побродить, миром полюбоваться.
— Куда же, сынок, хочешь ты отправиться?
Подумал Тяньтай, подумал и говорит:
— Слыхал я, что в столице люду разного много да чудес всяких, вот и хочу туда отправиться да поглядеть.
Говорит мать сыну:
— В столице сам император живет, смотри, сынок, будь осторожней, ступай да поскорей возвращайся.
Пообещал Тяньтай матери сделать все, как она велит, сел на циновку и взмыл в небо — ни ветром его не обдувает, ни пылью не засыпает. Не успел опомниться, как в столичном городе очутился. Глянул вниз — стены рядами высятся, к стенам красивые восьмиугольные башни пристроены, на улицах да в переулках народу видимо-невидимо. А в Запретном императорском городе
[19]каких только нет дворцов и павильонов, так и играют всеми цветами, так и переливаются. Деревья — изумруд зеленый, меж деревьев пагоды [20]белеют, на голубой воде лодочки покачиваются. Поглядел на все это Тяньтай, с неба вниз спустился.Походил по широким улицам, подивился на разные чудеса, которых отроду не видел, и захотелось ему в Запретный город пробраться, так захотелось, что не совладать с собой, — уж очень там красиво! Дождался Тяньтай, пока лавки да харчевни закроют, а барабаны третью стражу отобьют
[21], сел на волшебную циновку и прилетел в Запретный город. А там красот дивных, рассказывать начнешь — не кончишь, сокровищ драгоценных — не сочтешь. В пруду лотосы растут, под карнизами красные фонари понавешаны, на нефритовых перилах драконы вырезаны — клыки страшные, когти острые. Стены все изукрашены не картинами, так рисунками, не рельефом, так резьбой или узором.